Опосредованно

Речь пыталась зацепить как-нибудь Аню и Веру, затащить к себе, внутрь хотя бы одной вещи. Неизвестно, зачем это было нужно речи, но Лена раскусывала поползновения своей стиховой способности и пресекала их даже во время сильной ломки. Любые намеки на что-то двойное – знак зодиака, каре Веры или косу Ани, на их увлечения, на музыку, которую играла Вера (Лист был исключен из текста); акварелям и карандашам было запрещено появляться в стишках, но все это пыталось быть использовано речью, иногда даже с иллюзией безальтернативности, как бы с насмешкой, что другие слова здесь не встанут, а если встанут, то прихода не будет. Отражения и двойники, параллели и отпечатки. Лена не понимала точно – суеверие ли это, придуманное ею самой, либо уже тихое безумие. Просто у Блока она не встречала этой приметы, его герои тащили всё в койку и в стихи, вообще не сомневаясь, что у подобного могут иметься какие-то последствия. В романах никаких последствий и не наблюдалось, за исключением совсем обыденных, вроде попытки прочесть свеженькое городовому и отсыханию в участке, накуривания стишком племянника и дальнейших скандалов с родственниками.

«А вообще, Ленка, интересно у нас получилось, – отозвался Владимир примирительно. – Люди обычно же как-то сначала дружат, затем влюбляются, потом женятся, затем друг друга ненавидеть начинают, потом разводятся, а там, снова дружат, если повезет. А мы сначала расписались, детей завели, затем стали неприязнь испытывать, а теперь дружим. Сильно странно все это, согласись».

«Про неприязнь ты это смягчил, конечно. Я тебя на самом деле ненавидела, да и сейчас иногда накатывает, когда ты там милуешься со своим чадом, но в целом, да, забавно у нас вышло, интересно даже, чем это все закончится».

После этой реплики они замолкли на сутки друг для друга, режим радиомолчания как будто наступил меж двумя аккаунтами.

«Мама, поехали с нами», – предложила Вера, заметив, что озабоченность матери выше той, которая сопровождает обычно сборы в гости, всю эту возню с прическами и одеждой. «Молчи вообще, ужасная девочка», – отшутилась Лена. За несколько дней, что прошли с момента перелома, Веруня жутко уделала гипс: он был серый и напоминал какую-то половую тряпку, намотанную на руку. Сама собой, не высказанная никем, возникла мысль обновить гипс бинтом поверх, бинта на даче не оказалось, за ним были посланы одновременно Аня и Женя, точнее, послана была Аня, а Женя, раз уж все равно крутился тут чуть ли не с девяти утра, послан был тоже. Оба сгинули на час, при десяти-то минутах езды на велосипедах туда и обратно. Лена звонила Ане, Аня говорила, что едет, но все вот никак не приезжала.

Неторопливо оба гонца зарулили в калитку, вид у них был такой, будто они поймали и загрызли осьминога или каракатицу. «Вы черемуху ели, что ли, возле дороги? – догадалась Лена. – Молодцы, чё, ничего не скажешь». И добавила с медоточивым сарказмом, какой выработался у нее как-то сам собой за годы родительства и работы: «Может, ты, Женечка, уже проголодался с дороги? Может, тебе еще раз борща налить?»

Затем постепенно все более-менее улеглось, Веру сунули на веранду, запретив двигаться с места, заново собранная Аня усажена была перед телевизором. К Ане был подсажен Женя, но ненадолго, потому что Лена, пытаясь закончить стишок у себя в комнате, увидела Женю сначала на велосипеде, едущим по садовой дорожке, затем, хватившись, что в доме возникла подозрительная тишина, обнаружила его на крыльце, играющим в «Хартстоун» на телефоне, а после, встревоженная перекрикиваниями между Женей и дочерьми, увидела, что он несет коробку сока с трубочкой, направляясь к веранде. Вера прикрикнула нагло, как чайка, и Женя без раздражения ускорился. «Господи, они будто уже расписаны, у них уже будто трое детей и общая ипотека», – подумала Лена, но прикинула, как бы не забыть выговорить Вере, что такое змеиное поведение никуда не годится.

Отвлеченная писаниной, Лена пропустила приезд Ольги, только запоздало отметила, что, да, характерно хрустели под шинами камешки подъездной дорожки, а по окну скользнуло пятно солнечного света, отраженного от автомобильного стекла. Лена вышла в пытающуюся не стать суетой суету окончательных сборов на праздник. Женя уже тащил коробку с подарком, переступая через Анины подножки, Вера шла к Ольге характерной своей слегка подпрыгивающей походкой, вместе с каждым шагом на ее плечах подпрыгивали лямки сарафана, а волосы на затылке мотались влево-вправо. Каждый раз видя, как ведет себя это каре, когда Вера куда-нибудь движется, Лена непроизвольно думала: «Хоп-хоп, хоп-хоп». Свободная от гипса рука была занята телефоном.