Думая, что отчасти дело в другом напряжении, а не только в стишке, Лена полезла в душ, потратила всю горячую воду нагревателя на фантазию, почему-то, с Олегом, так что в конце мелькнула даже мысль: «Блин, какой бред!», не выходила из-под холодной воды, в надежде, что озноб притупит желание стишка, но это работало не сильнее, чем зажевывание «Орбитом» тяги к сигаретам. «Они придут радостные, или не радостные, а я их жрать начну вместо веселья или утешения», – в самораскаянии подумала Лена. Не без отчаянья стала она смотреть свои старые записи с готовым, но там ничего не пробирало, из-за того, что по весне тоже было такое затишье, и все было затрачено на ежедневное небережливое перечитывание, через это как-то само собой организовались – почти ненужная стирка, а там и дел было – несколько раз бросить вещи в машину, и готовка ужина, притом, что в холодильнике еще стояли картофельная запеканка и суп, не считая всякой мелочи для перекуса в виде кисломолочных продуктов, яблок и арбузной половины, запеленатой в пищевую пленку. «Спагетти с сыром», поняла Лена, потому что запеканка была одним из любимых блюд Веры и приготовили ее в честь Вериного перелома, борщ не был любимым блюдом ни одной из девочек. Макароны любила Аня, но люто ненавидела Вера («Будто кишки на вилке вертишь», поясняла она неизменно). Вера, впрочем, вычерпала уже некий положенный ей объем сочувствия к гипсу, и пришла пора восполнить то, что было недополучено Аней в те дни, пока все слегка носились с ее сестрой.
В «Пятерочке» сыра не было, то есть в принципе был, но уже в каком-то сомнительном состоянии, такой как бы уже немного адыгейский, только «Российский» выглядел туда-сюда, в макароны бы он сгодился, но Лену выводило из себя непредсказуемое, очень варьирующееся в нем от раза к разу, количество соли. «Кировский» магазин чуть подальше выглядел более замызганным, но лучше, чем когда там стояла витрина для готовящейся тут же курицы гриль, и висел ценник, где курица гриль именовалась курой. Царил в магазине этакий советский торговый мрак, серый каменный пол лежал еще с тех времен, но с продуктами было получше, чем в «Пятерке». По пути в сырный отдел Лена отвлеклась на двух мальчиков, вынутых будто из детского фильма пятидесятых, таких с чубчиками, в каких-то непонятных вельветовых штанах, у одного на голове была даже тюбетейка. Они стояли, наклонившись в открытый холодильник с мороженым, и ничего не собирались, кажется, покупать, а просто освежались, на обратном же пути, именно из-за них, минут на десять застряла у кассы, где они выбирали чупа-чупс и все не могли определиться, какой им купить, от финансовой помощи все удлиняющейся очереди они гордо отказывались, завуалированные угрозы и открытое раздражение нетрезвого мужчины с корзинкой «Охоты-крепкой» – игнорировали. «У меня трое у самой, – громко сказала женщина-кассир, когда дети ушли, – вроде всегда этот цирк на глазах, но все равно никогда не надоедает».
Солнце показалось особенно тяжелым после кондиционеров магазина. Лена шла так неторопливо, что ротвейлер на поводке успел неспешно сунуть свою харю в наморднике в ее пакет, но раздражение от задержки в очереди, включившееся с опозданием, не успело выплеснуться на собачника и утянутого в сторону пса, нисколько не застеснявшегося упреков хозяина. Придумалось, потому что ритм совпадал с черновиком:
Однако и из этого ничего не получилось, зря только обгрызла маникюр, так что пришлось обстригать и остальные ногти, все уперлось в ржавый коленвал просодии, который должен двигаться, но лежит, но при этом движет словом, в какую-то воронку логического вывода все устремлялось, утекало, как из математического бассейна, но и наполнялось из другой трубы, поэтому текст никак не заканчивался, а только разрастался совершенно бессмысленно.