Опосредованно

Не получилось и не получилось, что поделать. Многочисленные друзья дяди, конечно, удлинили прощание (Лена узнала это, снова позвонив Ане, на этот раз говорящей не в полный голос, а шепчущей), но Лена оказалась так удалена от пункта очередного прощания и очередных поминок по месту и по времени, что прощаться с дядей ехать было уже поздно, даже на такси, а на поминки – рановато, даже на метро и троллейбусе. Прогуляться же не позволяла погода. «Как в чужом городе, – подумалось ей, – так оно, наверно, когда-нибудь будет. Замечательно».

Самоуничижение охотно разлилось по ее телу, как дополнительный приход, она шла до метро, готовя себя ко второму сеансу грусти, когда позвонила сестра, и не скорбным таким голосом вовсе, а, в равных пропорциях намешав с ходу требовательность, упрек и вину, накинулась на Лену: «Ты уже в Е-ка-бэ? Так давай сюда. Мы тут других людей тесним, но их немного, человека три, а нас тут полный этот зал, уже даже отстегнули им, чтобы скрасить ожидание. Ты извини, что я с тобой не поехала в Тагил, но просто не успевала. Мне кажется, тебе хочется с папой попрощаться, вы как-то всё же дружили. Ты с ним ближе была в последнее время, чем я. Да он, считай, Аньку с Веркой больше знал, чем моих».

Лена принялась вызывать такси. Как на грех, первый таксист, находясь минутах в четырех от Лены, замер, кажется, припарковался просто на Челюскинцев, сразу после моста, и принялся ожидать неизвестно чего – повышения тарифа, что ли, на него Лена потратила с десять минут, пока не отменила заказ, видя, что водитель точно никуда не собирается. Второй приехал довольно быстро, но тоже включил дурака, припарковавшись на другой стороне дороги; по его замыслу, Лена должна была нажать «уже выхожу», потом пойти до подземного перехода, пересечь таким образом Челюскинцев, Свердлова, пока шоферу капали деньги за ожидание. Он появился стремительно, как только Лена звякнула ему и наорала, что ей некогда играть в эту херню ради того, чтобы он заработал лишние пятнадцать рублей. Лена еще не успокоилась, когда села в машину и педагогическим своим голосом продолжила его отчитывать, пока он мрачно молчал. «Вот же! – она даже постучала ногтем по навигатору. – Тут отметка, специально ставила, где я нахожусь. Холодища на улице. Вы озверели совсем, что ли?» «Навигатор глючит иногда», – буркнул таксист, хмуро глядя на дорогу. «Я на похороны еду, понимаете? Вам специально это в примечаниях нужно было написать, чтобы у вас что-нибудь человеческое взыграло в душе?» В ответ на это водитель только скептически шевелил челюстью, будто гонял по рту остатки карамельки. Лена чуть не сказала ему в конце своего сердитого монолога «пидор, бл…дь», как сгоряча сделала, увидев в телефоне, где он остановился, чтобы ее поджидать.

Взнузданный таким образом таксист, хотя и выглядел так, словно готов был высадить Лену на каждом из светофоров, что им попадался, подвез ее буквально к самому входу в крематорий, и было похоже, что даже внутрь готов был заехать, если бы не мешали курящие на крыльце люди. Скалам красиво вильнул восприятием Лены, и она успела оценить не без удовольствия, как табачная туча, густая в недвижном воздухе, сгущает под собой людей.