Опосредованно

«Так эта дилогия его в целом дебильная, как на спидах написанная, действительно, – согласилась в итоге сестра. – Но почему-то ее, по-моему, больше всего на Западе и экранизировали, не знаю, чего уж так прямо прет с нее там – одни только поляки раза два, и вот эта вот последняя, недавняя экранизация, – самое то. Они всё же проникнуты вот этой славянской помятостью. Не как у американцев, когда Россию показывают, в две крайности впадание такое. Или все причесанное, как в “Докторе Живаго”, тулупчики такие постиранные, ну, спектакль – и спектакль, или кругом какие-то жуткие морды, газеты летают по пустым улицам, бомжи в бочках огонь жгут и дети бегают оборванные, с лицами в саже, и все это – как бы в центре Москвы, в две тыщи пятом году, так что аж страшно представить, как в остальных местах, раз такое в столице творится».

Перейденная двойная сплошная погребения расслабила Лену, она понимала: слова про алкоголь – бравада, не настолько ужасный день получился, как представлялось; Лена так устала, что сил ей хватит просто упасть на кровать и включить телевизор в комнате, уснуть под его первый попавшийся говор. В сравнении с тем, что сестре еще предстояло сначала добираться до дома по воздуху, а затем еще куда-то ехать, чувство близкой постели грело особенно. Аня осторожно прикоснулась к локтю Лены: «Мама, тетя Маша в больнице. Попала в аварию».

Голова Лены постепенно вникла в то, что дочь говорит о жене Владимира. «Ты папе уже сообщила?» – спросила у нее Лена, Анюта не успела ответить, потому что в Ленином телефоне вовсю уже маячила Ольга. Сестра умолкла, и хотя лицо ее было еще благостное от усталости и разговора, но глаза стали тревожными.

«Теть Лен, здравствуйте, тут кошмар такой совсем! – вклинилась Ольга своим голосом в реплики близняшек, наклонившихся друг к другу через колени Лены и говоривших почти то же, что говорила Ольга, только своими словами. – Мама в столб въехала, что ли, я не поняла толком. Поняла только, что врезалась, и теперь в больнице. С ней сейчас Никита, он тоже ехал, но, слава богу, целый совсем остался. А забрать его некому. Папа даже если и выберется немедленно, то ему до ближайшего аэропорта сутки ехать. А у меня самолет только завтра утром».

Лена так и замерла с трубкой в руках, впав в оцепенение, слово «бли-и-и-ин» длило свое «и» у нее в голове и не желало прекращаться, она успела пожалеть, что не войдет в приближающееся здание аэропорта, окруженное снегом и огнями, не сядет в самолет и не разобьется где-нибудь по пути. Конечно, и речи быть не могло, чтобы бросить ребенка на чужих людей, но Лене особо и не дали предаться душевным метаниям, так сказать, создать паузу, во время которой все бы сидели и ждали, что Лена решит, она и сама не дала себе времени, потому что сразу же спросила, не позвонила ли Ольга родителям Владимира. «Бабушке и дедушке? – с ужасом спросила Ольга. – Конечно, нет! Я первым делом маме позвонила и попросила ее телефон отключить, они ведь каждый вечер с Никиткой созваниваются, а бабушке наврала про внезапную бесплатную путевку в санаторий под Ивделем. А потом посмотрела в “Яндексе”, а нет там никаких санаториев. Им нельзя так волноваться, мне кажется». «Ольга, тебе правильно кажется», – совсем не кривя душой, похвалила Лена. Родителей Владимира она любила до такой степени, что когда глядела на эту бодрую парочку, то мысленно называла их «ребята», они были для нее вроде друзей, за которых она была всегда рада. Бабушка и дедушка девочек и Никиты были настолько резвы и трудолюбивы, что порой Лена чувствовала себя более старой и усталой, чем они, Лена очень надеялась, что такая жизнь в них будет длиться и длиться, поэтому о многом, что происходило с Верой, им просто не сообщала, да и Владимир участвовал в этом заговоре.

«Оля, конечно, я заберу Никиту, не переживай, только скажи папе, чтобы он не проболтался. И вы тоже», – часть имевшейся досады она слегка выместила на дочерях, они потупились.

Из слов пассажиров таксист уже сделал некие выводы, но на всякий случай уточнил: «Вы с поминок едете? А вы со вторых поминок едете? А теперь еще в больницу нужно?» – после чего пообещал, что освятит машину, когда освободится, но при этом отменил заказ, который поспешно принял во время болтовни о Достоевском, и взялся рискнуть жизнью в совместной поездке до медгородка.

«Ты уж сообщи, не забудь, как всё. Хотя все равно забудешь, я сама тебе. Давайте, девочки, чтобы все нормально», – поспешно попрощалась сестра и только что не подтолкнула машину, чтобы они ехали. Девочки и Лена что-то вякали ей насчет удачного полета, махали ей в заднее стекло, а она не махала в ответ, а как будто отмахивалась.