Оппенгеймер. Альтернатива

Поданные блюда – салат «Уолдорф», мэнский лобстер и изумительный бифштекс – были съедены с большим аппетитом, и Оппи вскоре стало ясно, что выигрывает сторона Лео. Усугубляло положение и то, что они по-настоящему не разговаривали после беседы на повышенных тонах, что состоялась между ними здесь же, в Вашингтоне, в мае. Послевкусие от той встречи и вдобавок тот факт, что Оппенгеймер запретил распространение на Горе его петиции, призывающей к демонстрации бомбы вместо ее боевого применения, о чем Силард точно знал, придавали его пылким речам еще большую убедительность, чем обычно. Оппи пытался, по обыкновению, отвечать уклончиво, сглаживая острые углы, но сенаторы, которым, вероятно, подобные маневры надоели в их повседневной жизни, явно прониклись симпатией к экспансивному венгру.

Когда обед завершился, Оппи подошел к Силарду, который, стоя у окна, любовался ночным освещением столицы.

– Нам надо поговорить.

– Роберт, мы уже говорили.

– Кое-что… осталось недоговоренным. В каком отеле вы остановились?

– Я всегда останавливаюсь в «Уордмэн-парке».

– Я провожу вас.

– В таком случае я возьму Юри в качестве арбитра! – бросил Силард.

Юри был химиком, но катализатором научного творчества ученых являлся именно Силард, его огромный творческий потенциал вызвал у других столь же глубокие озарения.

– Нет, Лео, с глазу на глаз.

Силард надолго задумался, а потом кивнул:

– Я возьму плащ.

* * *

Оппенгеймера более чем устраивала возможность говорить вполголоса, пока они с Лео шли по Вудли-роуд; можно было не сомневаться, что если кто-то и услышит обрывки их разговора, который они вели на немецком, то не поймет смысла. А вот в отеле оказалось, что бар переполнен, и поэтому они решили подняться в номер Силарда. Оппи отметил, что обстановка там гораздо вычурнее, чем у него в «Статлере»; пристрастие венгра к декадентским стилям было широко известно. Через открытую дверь ванной он увидел, что ванна наполнена горячей водой; об этом Лео, должно быть, распорядился заранее.

Возле окна стояло массивное мягкое кресло, а перед письменным столом – деревянное, украшенное элегантной резьбой. Лео сел в мягкое, Оппи досталось второе. Занавески были раздвинуты, через открытое окно в комнату вливался прохладный октябрьский воздух.

– Лично я умыл руки, – сказал Оппи, – а вот вам следует кое-что узнать.

– Неужели? – отозвался Силард.

– Да. Это… – Оппи сделал паузу, подбирая слово, – пожалуй… забавно. И трудно укладывается в слова. Очень уж дерзко. В общем, миру скоро придет конец.

– Это совершенно бесспорно, – согласился Силард, – если мы дадим военным возможность распоряжаться атомной энергией.

– Нет, нет, это никак не связано ни с военными, ни с бомбой. Дело в Солнце. Мы в Лос-Аламосе обнаружили, что в недрах Солнца, содержащих вырожденную нейтронную массу, идет взрывная активность. Через восемьдесят-девяносто лет вещество прорвется сквозь поверхность и вытолкнет наружу фотосферу и корону. Общая потеря солнечной массы будет незначительной, но перегретая плазма захлестнет внутреннюю часть Солнечной системы и уничтожит все вплоть до земной орбиты.

– Полагаю, что это ошибка.

– Очень хотелось бы на это надеяться. Однако позвольте представить вам обоснования.

Пока Оппи излагал то, что ему было известно, Силард сидел совершенно неподвижно. Когда Роберт пересказывал уравнения, глаза венгра чуть заметно округлялись и зрачки сдвигались вправо и влево; так он зрительно представлял себе математические формулы.

– Вы уверены? – спросил он в конце концов.

– Мои расчеты подтвердил Бете. И Ферми. И еще Теллер.

– Боже мой, – сказал Лео. – Это… Боже мой… – Его румяные обычно щеки утратили привычный оттенок. – Вы читали моего друга Герберта Уэллса?

– Конечно.

– На последних страницах «Машины времени» путешественник отправляется из 802 701 года от Рождества Христова на миллионы лет в будущее, чтобы увидеть конец нашего мира. Именно там он и должен быть – в невообразимо дальней дали! А не в столь близком будущем, которое я сам имел бы шанс увидеть, если бы правильно питался и занимался физическими упражнениями!

– Да, – сказал Оппи. – Мне очень хочется, чтобы это оказалось ошибкой.

– Раз – и все! – Лео щелкнул пальцами. – Вот так!

– Вот так, – мягко подтвердил Оппи. – Но Теллер считает, что физики, собравшись вместе, в состоянии найти решение.

Тон Лео немного смягчился:

– Это, как вы любите выражаться, очаровательная проблема.

– Не очаровательная, – возразил Оппи, – а горькая. Пепел тщеты.

– Но, – сказал Лео, – мы, скорее всего, не доживем до космической катастрофы, если позволим контролировать вопросы, связанные с атомной энергией, военным, от чего я не устаю предостерегать.

– Я знаю, что закон Мэя – Джонсона – дрянь…

– То же самое вы говорили об атомной бомбе.

– …и буду очень рад, если они выдумают что-нибудь получше, но продолжаю считать, что политикой должны заниматься политики.