Профессор Тэтлок повел себя, мягко говоря, необычно. С другой стороны, родственники, внезапно обнаружившие покончившего с собой близкого человека, зачастую ведут себя неестественным образом. В то же время методичный обыск квартиры наводит на мысль, что отец Джин знал, что ищет. Совершенно ясно, что содержимое писем дочери побудило его их уничтожить. Дело было не в политике — Тэтлок поддерживал многие политические начинания Джин. Мотив наверняка был личным.
В заключении коронера говорилось, что смерть наступила по меньшей мере двенадцатью часами ранее. Джин умерла вечером во вторник 4 января 1944 года. Ее желудок содержал «значительное количество недавно поглощенной мягкой пищи» и неустановленную дозу медикаментов. В квартире был обнаружен пузырек с этикеткой «Нембутал С». В нем осталось две таблетки снотворного. Был также обнаружен конверт с надписью «Кодеин 1/2 гр.» и следами белого порошка. Полиция нашла жестяную баночку с этикеткой «Гидрохлорид рацефедрина, 3/8 гран». Баночка содержала одиннадцать капсул. Отдел токсикологии управления коронера произвел анализ содержимого желудка и установил наличие «производных барбитуровой кислоты, производных салициловой кислоты и незначительные следы хлоралгидрата (неподтвержденные)». Смерть наступила вследствие «острого отека легких и легочного застоя». Джин захлебнулась в ванной.
На основании коронерского расследования жюри в феврале 1944 года определило, что произошло «самоубийство, мотив не установлен». Газеты сообщили об обнаруженном в квартире Тэтлок счете психоаналитика доктора Зигфрида Бернфельда на 732 доллара и 50 центов — свидетельстве, что она «обращалась за решением своих проблем к психологу». На самом деле посещение сеансов психоанализа являлось обязательной частью прохождения психиатрической практики, и оплачивать сеансы полагалось практиканту. Если до самоубийства ее довел маниакально-депрессивный психоз, то это — трагедия. Все друзья полагали, что Джин вышла в жизни на ровную дорогу. Она многого добилась. Коллеги по больнице «Маунт-Сион», ведущему центру подготовки психиатров Северной Калифорнии, считали Джин «невероятно успешной» и были шокированы известием о ее самоубийстве.
Узнав о смерти подруги детства, Присцилла Робертсон, пытаясь разобраться в происшедшем, написала Джин посмертное письмо. Робертсон не верила, что Джин могло подтолкнуть к суициду «разбитое сердце»: «Ведь ты никогда не испытывала голод по нежности, творчество — вот чего ты всегда жаждала. Ты стремилась к совершенству в себе не из гордости, но ради получения хорошего инструмента в интересах служения миру. Обнаружив, что твое медицинское образование не дало тебе полной силы делать добро, которую ты надеялась обрести, окончив его, угодив в силки мелочной рутины больничных порядков и наблюдая, в какое душевное расстройство, лечение которого неподвластно врачам, ввергает твоих пациентов война, ты напоследок обратилась к психоанализу». Робертсон подозревала, что именно опыт психоанализа, всегда «в середине пути направляющего тоску внутрь себя», пробудил мучительную боль, «слишком глубокую, чтобы ее можно было унять».
Робертсон и многие другие знакомые не подозревали, что Тэтлок вела душевную борьбу со своей половой ориентацией. Джин рассказала Джеки Оппенгеймер, о чем та сообщила позднее, что психоанализ выявил у нее скрытую наклонность к гомосексуализму. В те времена аналитики-фрейдисты смотрели на гомосексуальность как на патологию, требующую преодоления.
Через некоторое время после смерти Джин одна из ее подруг, Эдит Арнстейн Дженкинс, прогуливалась с Мейсоном Робертсоном, редактором «Пиплз уорлд». Робертс был близким другом Джин. По его словам, Джин призналась ему, что она лесбиянка и в стремлении преодолеть тягу к женщинам «ложилась в постель с любым самцом, какого только могла найти». Разговор напомнил Дженкинс сцену, которую она застала однажды воскресным утром в доме на Шаста-роуд — Мэри Эллен Уошберн и Джин Тэтлок «сидели с газетой и курили в двуспальной кровати Мэри Эллен». Выражая собственное понимание лесбийских отношений, Дженкинс предположила в своих мемуарах, что «Джин, похоже, нуждалась в Мэри Эллен», и процитировала слова Уошберн: «Когда я впервые встретила Джин, мне неприятно бросились в глаза ее [большие] груди и толстые щиколотки».
У Мэри Эллен Уошберн имелись особые основания для потрясения, которое она испытала, получив известие о смерти Тэтлок: она по секрету призналась подруге, что Джин накануне звонила ей и просила приехать. Джин говорила, что была «очень подавлена». Не сумев приехать в тот вечер, Мэри Эллен, естественно, терзалась угрызениями совести и чувством вины.