В Лос-Аламосе всегда был высок процент одиноких мужчин и женщин, и армия, естественно, мало преуспела в их разделении. Когда председателем муниципального совета был Роберт Уилсон, самый младший среди руководителей лабораторных групп, военная полиция распорядилась закрыть одно из женских общежитий и уволить его обитательниц. В совет явилась толпа заплаканных женщин и решительно настроенных холостяков, протестующая против решения. Уилсон описал дальнейшие события следующим образом: «Как оказалось, девушки устроили процветающий бизнес на удовлетворении насущных потребностей молодых мужчин за определенную плату. Армия смотрела на это сквозь пальцы, пока не заявил о себе рост заболеваний, — пришлось вмешаться». Совет решил, что число женщин, занимавшихся подобным ремеслом, было невелико; после усиления мер гигиены общежитие решили не закрывать.
Каждые несколько недель жителям поселка на «холме» разрешалось проводить вторую половину дня в Санта-Фе и делать покупки в магазинах. Некоторые пользовались возможностью, чтобы пропустить стаканчик в баре отеля «Ла фонда». Оппенгеймер не раз ночевал в прекрасном толстостенном глинобитном доме Дороти Маккиббин на Олд-Санта-Фе-трейл. В 1936 году Маккиббин потратила 10 000 долларов на строительство дома-ранчо в испанском стиле. Участок площадью полтора акра находился на южной окраине Санта-Фе. Со своими резными испанскими дверями и верандой по всему периметру, дом, казалось, простоял здесь не одно десятилетие. Дороти заполнила его местной античной мебелью и коврами навахо. Как «привратнице» проекта, Дороти был выдан пропуск категории Q (сверхсекретный), и Оппенгеймер часто использовал ее дом для конфиденциальных встреч в Санта-Фе. Маккиббин любила играть роль «хозяйки притона», но не меньше любила проводить тихие вечера с Оппенгеймером, готовя его любимое блюдо — стейк со спаржей — в то время, как он смешивал «лучшие мартини в мире». Для Оппенгеймера дом Маккиббин служил убежищем от постоянной слежки, которую ему приходилось терпеть на «холме». «Дороти любила Оппенгеймера, — говорил потом Дэвид Хокинс. — Они были друг для друга доверенными друзьями».
Большинство жен ученых в Лос-Аламосе приспособились к суровому климату, оторванности и ритму жизни на «холме», однако Китти ощущала себя попавшей в западню. Она страстно желала, чтобы Лос-Аламос принес славу мужу, но ее собственная карьера ботаника зашла в тупик. Проработав год у доктора Хемпельмана на анализах крови, она уволилась. Кроме того, Китти страдала от общественной изоляции. Когда она пребывала в хорошем настроении, то относилась и к друзьями, и к незнакомцам с теплотой и обаянием. В то же время все чувствовали, что в ее характере есть и острые грани. Она часто сохраняла напряженный, недовольный вид. На встречах и вечеринках могла бы болтать о пустяках, но, по выражению одной знакомой, «предпочитала говорить о важном». Молодой польский физик Джозеф Ротблат иногда видел ее в компаниях или за ужином в доме Оппенгеймера. «Она выглядела очень надменной и заносчивой», — говорил Ротблат.
Секретарша Оппенгеймера Присцилла Грин Даффилд занимала идеальную позицию, чтобы наблюдать за Китти со стороны. «Она была очень порывистым, очень интеллигентным, очень энергичным человеком». На Пат Шерр, соседку и жену еще одного ученого, стремительная личность Китти действовала угнетающе. «Внешне она была весела, источала душевное тепло, — вспоминала Шерр. — Со временем я поняла, что в ней нет настоящей теплоты к людям, что это было частью ее жуткой потребности в чужом внимании, симпатии».
Подобно Роберту, Китти имела привычку задаривать людей. Когда Шерр пожаловалась на керосиновую плиту в своем доме, Китти подарила ей электрическую. «Она дарила мне подарки, обхаживала со всех сторон», — говорила Шерр. Другие женщины, однако, находили ее повадки граничащими с оскорблением. Так же думали многие мужчины, хотя Китти и предпочитала мужскую компанию женской. «Она была одной из немногих женщин, кого мужчины, приличные мужчины, называли стервой», — вспоминала Даффилд. При этом секретарша признавала, что ее начальник доверяет Китти и советуется с ней по самым разным вопросам. «Он прислушивался к ее советам не меньше любого другого, кого просил высказать свое мнение», — считала Даффилд. Китти без оглядки перебивала мужа, но, согласно воспоминаниям одной из знакомых, «это его никогда не раздражало».