Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Однажды вечером после переезда на «холм» Оппи привез с собой в чайную генерала Гровса. Школу-ранчо закрыли, на бензин на время войны ввели лимиты, поэтому Эдит робко пожаловалась, что ей будет трудно свести концы с концами. Прихлебывая чай, Гровс предложил ей должность заведующей всеми службами питания объекта — солидную работу с хорошей зарплатой. Эдит обещала подумать. Уходя, Роберт сопроводил Гровса до машины, но потом вернулся назад и постучал в дверь. Стоя со шляпой в руке под ярким лунным светом, он сказал: «Не делайте этого». И тут же повернулся и заспешил к машине.

Через несколько дней Оппенгеймер снова появился на пороге мисс Уорнер и предложил каждую неделю устраивать по три ужина для компании не больше десяти человек. Позволяя ученым отвлечься от жизни на «холме», объяснил Оппи, мисс Уорнер внесет настоящий вклад в победу. Генерал Гровс одобрил идею, а уж сама Эдит и вовсе считала ее манной небесной.

«Примерно с апреля, — писала мисс Уорнер в конце года, — Х начал приезжать из Лос-Аламоса раз в неделю на ужин, за ними потянулись остальные». После целого дня готовки мисс Уорнер не снимала свободного, прихваченного в талии платья и индейских мокасин. Все садились за длинный стол ручной работы, стоящий посредине столовой с белеными глинобитными стенами и низкими, вырубленными вручную стропилами. Мисс Уорнер, которой тогда было пятьдесят два года, потчевала «изголодавшихся ученых» домашней стряпней. Они при свете свечей поглощали баранье рагу из традиционной индейской черной керамической посуды, вручную слепленной местной горшеней Марией Мартинес. После ужина гости ненадолго собирались у камина, чтобы прогреться перед возвращением назад. За вечер при свечах мисс Уорнер взимала символическую сумму в два доллара с носа. Она знала только, что эти таинственные люди работали «над очень секретным проектом. <…> В Санта-Фе его называли базой подводных лодок — догадка не хуже других».

Ужины у мисс Уорнер приобрели такую популярность, что пять супружеских пар каждую неделю бронировали для себя место на один и тот же день. Оппенгеймер позаботился, чтобы он и Китти числились главными клиентами в календаре Эдит. Завсегдатаями вскоре стали Парсонсы, Уилсонсы, Бете, Теллеры, Серберы и прочие, в то время как многие другие пары из Лос-Аламоса соперничали за престиж попасть в число званых гостей. Как ни странно, у тихой мисс Уорнер сложились особые отношения с бойкой, острой на язык женой Оппенгеймера. «Мы с Китти понимали друг друга, — говорила потом Уорнер. — Она была мне очень близка, а я ей».

Однажды в начале 1944 года Оппи привез с собой нобелевского лауреата, датского ученого Нильса Бора и представил его мисс Уорнер как мистера Николаса Бейкера — под псевдонимом, который Бор взял себе по инициативе Оппенгеймера. Все называли скромного, непритязательного датчанина «дядей Ником». Любезный, вечно бормочущий Бор изъяснялся спотыкающимися полуфразами. Со своей стороны мисс Уорнер тоже не отличалась красноречием. Много лет спустя Бор напомнил о неожиданной дружбе с ней запиской сестре мисс Уорнер — «я благодарен за дружбу с вашей сестрой». Мисс Уорнер испытывала к Бору и Оппенгеймеру почтение, граничащее с мистическим поклонением: «Он [Бор] носит в душе великий покой, неистощимый источник спокойствия. <…> Роберт тоже носит его в себе».

Разумеется, Бор не единственная приметная личность, ужинавшая за столом мисс Уорнер. Дом у моста Отови посещали Джеймс Конант (руководитель группы S-1 первого отдела Управления научных исследований и разработок), Артур Комптон (нобелевский лауреат, заведующий металлургической лабораторией Чикагского университета) и лауреат Нобелевской премии Энрико Ферми. Однако на комоде мисс Уорнер держала оправленную в рамку фотографию одного Оппенгеймера. Длинное благодарственное письмо, которое мисс Уорнер в конце 1945 года прислал Фил Моррисон, с таким же успехом мог написать и сам Оппи: «Вы, мисс Уорнер, стали немалым кусочком нашей новой жизни. Вечера в вашем доме у реки, за аккуратно накрытым столом, у искусно сложенного камина передавали нам вашу спокойную уверенность, создавали чувство домашнего очага, отвлекали нас от временного жилья цвета хаки и проложенных бульдозерами улиц. Мы не забудем. <…> Я рад, что у подножия наших каньонов есть дом, где так хорошо понимают дух Нильса Бора».

Глава двадцатая. «Бор был богом, а Оппи — пророком его»

Для создания атомной бомбы моя помощь уже не требовалась.

Нильс Бор