Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Поэтому, когда комиссия наконец впервые собралась на заседание 12 апреля 1954 года в корпусе Т-3, обветшалой двухэтажной времянке, построенной во время войны в торговой зоне неподалеку от памятника Вашингтону на перекрестке 16-й улицы и Конститьюшн-авеню, Стросс испытал большое облегчение. В здании располагался офис директора КАЭ по научным исследованиям, но для такого случая комнату № 2022 превратили в импровизированный судебный зал. В одном конце длинного темного прямоугольного помещения за большим столом из красного дерева сидели председатель комиссии Гордон Грей и двое его коллег Уорд Эванс и Томас Морган. На столе громоздились стопки черных папок с секретными материалами ФБР. Один из помощников Гаррисона, Аллан Эккер, запомнил, насколько адвокаты Оппенгеймера были поражены, увидев эти тома на столе перед членами комиссии. «Это был главный шок дня, – вспоминал Эккер, – и вдобавок юридический шок, ведь классический принцип судебной процедуры – это “чистый лист”. Перед судьей не должно быть ничего, кроме открыто представленных улик с тем, чтобы подсудимый мог ответить на доводы обвинения. <…> Они заранее изучили [эти тома] и знали их содержимое. Нам же копии не предоставили. У нас не было возможности опротестовать документы, которых мы не видели. <…> Я еще подумал: процедура извращена с самого начала».

Противоборствующие группы юристов сидели друг напротив друга за двумя длинными столами, образующими букву «Т». С одной стороны – юристы КАЭ Роджер Робб и Карл Артур Роландер, заместитель начальника службы безопасности КАЭ. Им противостояла группа защитников Оппенгеймера – Ллойд Гаррисон, Герберт Маркс, Сэмюэл Дж. Силверман и Аллан Б. Эккер. У подножия буквы «Т» стоял одиночный деревянный стул – место, с которого обвиняемый или свидетель отвечали на вопросы судей. Когда Оппенгеймер не давал показания, он сидел на кожаном диване у стены за стулом свидетеля. За месяц Оппенгеймер проведет на свидетельском стуле двадцать семь часов. Еще больше времени он томился на диване – то куря одну за одной сигареты, то наполняя помещение ароматом табака из ореховой трубки.

В первое же утро Оппенгеймер с адвокатами прибыли с почти часовым опозданием. За несколько дней до этого с Китти приключился один из типичных инцидентов. На этот раз она упала с лестницы, и на ногу наложили гипс. Медленно ковыляя на костылях, Китти подошла к кожаному дивану, где сидела рядом с мужем в ожидании начала заседания. Роберт выглядел подавленно, как человек, почти смирившийся со своей судьбой.

«Мы выглядели довольно жалко, – вспоминал Гаррисон. – Ее внешность не добавляла происходящему изящества». Комиссия была «явно раздражена» проволочкой. Гаррисон извинился за опоздание. Туманно сославшись на то, что пресса, возможно, уже пронюхала о разбирательстве, он объяснил задержку попыткой «заткнуть прорехи».

Грей потратил все утро на зачитывание «обвинительного акта» КАЭ и ответа Оппенгеймера. В течение следующих трех с половиной недель Грей неоднократно повторял, что процедура является «дознанием», а не судебным процессом. Однако содержавшее обвинения письмо КАЭ невозможно было истолковать иначе, как элемент судебного процесса над Оппенгеймером. Мнимые преступления ученого включали в себя вступление во множество организаций-вывесок Коммунистической партии, «интимную связь» с известной коммунисткой доктором Джин Тэтлок, связь с такими «известными» коммунистами, как доктор Томас Аддис, Кеннет Мэй, Стив Нельсон и Айзек Фолкоф, ответственность за прием на работу над проектом создания атомной бомбы известных коммунистов Джозефа У. Вайнберга, Дэвида Бома, Росси Ломаница (бывших аспирантов Оппенгеймера) и Дэвида Хокинса, ежемесячное перечисление 150 долларов организации Коммунистической партии в Сан-Франциско и, возможно, самый роковой поступок – запоздалое предоставление информации о разговоре с Хоконом Шевалье в начале 1943 года насчет предложения Джорджа Элтентона о передаче информации из лаборатории радиации советскому консульству в Сан-Франциско.