Намерения Робба были двояки: во-первых, поймать Оппенгеймера на нестыковках с письменными материалами, к которым Роберт и его адвокаты не имели доступа. Во-вторых, представить вынужденные признания Оппенгеймера таким образом, будто он управлял Лос-Аламосом по меньшей мере безответственно, а по большей мере умышленно принимал на работу коммунистов. На каждом шагу Робб стремился унизить свидетеля, нередко просто заставляя его повторять то, в чем он уже признался. «Доктор, я вижу, что на странице номер пять вашего ответа вы использовали выражение “попутчик”. Каково ваше определение попутчика, сэр?»
Оппенгеймер:
«Это – неприглядное слово, которым я однажды воспользовался во время беседы с ФБР. Под ним я понимал человека, принявшего часть открытой программы Коммунистической партии, желающего сотрудничать и поддерживать связи с коммунистами, но не состоящего в партии».Робб:
«Вы полагаете, что попутчика можно допустить к секретному военному проекту?»Оппенгеймер:
«Сегодня?»Робб:
«Да, сэр».Оппенгеймер:
«Нет».Робб:
«А в 1942 и 1943 году вы тоже так считали?»Оппенгеймер:
«И тогда, и сейчас я считаю, что судить о таких вещах надо в целом – с каким человеком ты имеешь дело. Сегодня я считаю, что связь с Коммунистической партией или роль попутчика заведомо означает пособничество врагу. Во время войны я бы решал, что из себя представляет человек, что он станет и чего не станет делать. Разумеется, роль попутчика и членство в Коммунистической партии поднимали серьезные вопросы».Робб:
«А вы сами когда-либо были попутчиком?»Оппенгеймер:
«Да, я был попутчиком».Робб:
«Когда?»Оппенгеймер:
«С конца 1936-го или начала 1937 года, потом это пошло на убыль, и я бы сказал, что был попутчиком заметно меньше после 1939 года и намного меньше после 1942 года».Готовясь к допросу, Робб просмотрел в досье ФБР множество ссылок на беседу Оппенгеймера и подполковника Бориса Паша в 1943 году. В досье говорилось, что беседа была записана. «Где находится эта запись?» – спросил Робб. ФБР вскоре предоставило грампластинки фирмы «Престо» десятилетней давности, и Робб прослушал самое первое описание Оппенгеймером инцидента с участием Шевалье. Оппенгеймер в ходе одной из бесед сказал неправду, и Робб был готов извлечь выгоду из противоречий в его показаниях. Роберт, естественно, понятия не имел о существовании записи его беседы с Пашем. Поэтому, когда речь зашла об инциденте с Шевалье, Робб владел подробностями намного лучше, чем о них мог вспомнить Оппенгеймер.
Председатель комиссии начал с напоминания о коротком собеседовании Оппенгеймера с лейтенантом Джонсоном в Беркли 25 августа 1943 года.
Оппенгеймер:
«Да, верно. Я, кажется, сказал больше, и не только то, что на Элтентона следует обратить внимание».Робб:
«Да».Оппенгеймер:
«Меня спросили, почему я это говорю. И я выдумал сказку про белого бычка».Не подав виду, что признание его удивило, Робб занялся содержанием беседы между Оппенгеймером и подполковником Пашем, которая состоялась на следующий день, 26 августа.
Робб:
«Значит, вы рассказали Пашу правду?»Оппенгеймер:
«Нет».Робб:
«Вы ему солгали?»Оппенгеймер:
«Да».Робб:
«Что из сказанного Пашу было неправдой?»Оппенгеймер:
«То, что Элтентон пытался выйти на сотрудников проекта, трех сотрудников проекта, через посредников».Несколькими минутами позже Робб спросил: «Вы сказали Пашу, что Икс [Шевалье] выходил на трех сотрудников проекта?»
Оппенгеймер:
«Я не помню, говорил ли я о трех Иксах или о том, что Икс выходил на трех человек».Робб:
«Разве вы не говорили, что Икс выходил на трех человек?»Оппенгеймер:
«Возможно».Робб:
«Зачем вы это сделали, доктор?»Оппенгеймер:
«Потому что я был идиотом».Идиотом? Почему Оппенгеймер так себя назвал? По версии Робба, Оппенгеймер находился в смятении, был загнан в угол хитрым дознавателем. После слушания Робб в интервью с репортером сгустил краски, заявив, что, произнося эти слова, Оппенгеймер «сгорбился, заламывал руки, побелел, как бумага. Мне стало не по себе. В тот вечер я сказал жене: “Я только что наблюдал самоуничтожение человека”».