Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Мягко говоря, Оппенгеймеры были неудобными гостями. Китти по обыкновению не ложилась спать полночи, часто воя от болезненных «приступов панкреатита». Выпивка лишь усугубляла ее мучения. И она, и Роберт «были большими любителями выпить и покурить в постели». Каждый вечер Китти рылась на кухне в поисках драгоценного льда для напитков. Нэнси Гибни иногда будили «частые ночные кошмары» Роберта. Полуночники обычно просыпались только к полудню.

Однажды августовской ночью Китти в третий раз разбудила Нэнси шумом на кухне, где с фонариком искала лед. Поднявшись, чтобы посмотреть, в чем дело, Нэнси наконец не выдержала: «Китти, человеку, пьющему всю ночь, лед не нужен. Возвращайтесь в свою комнату, закройте за собой дверь и не выходите, даже если будете умирать».

Китти некоторое время смотрела на Нэнси, потом изо всей силы ударила ее фонариком. Удар прошел мимо и лишь оцарапал хозяйке дома щеку. «Я ухватила ее за плечо и затолкала обратно в комнату, потом захлопнула и забаррикадировала дверь», – написала в воспоминаниях Гибни. На следующее утро Нэнси уехала в Бостон проведать мать, сказав детям, что вернется только тогда, «когда съедут эти сумасшедшие». Оппенгеймеры покинули ее дом в середине августа.

На следующий год Оппенгеймеры вернулись в уже готовый пляжный коттедж, но, как и следовало ожидать, отношения с четой Гибни так и не пришли в норму. Нэнси Гибни перестала разговаривать с Оппенгеймерами и провоцировала Китти, втыкая в песок со своей стороны пляжа щиты с надписью «частная собственность». Дети Гибни запомнили, как Китти расхаживала по пляжу и опрокидывала щиты.

Нэнси враждовала с Китти, но Роберта невзлюбила еще больше. «Я испытывала тайную жалость и уважение к Китти, хотя и не показывала их. Даже в худшие моменты она вела себя абсолютно бесхитростно, храбро, как маленькая львица, и сохраняла свирепую преданность своей стае». Роберт же, вопреки первоначальному благоприятному впечатлению, казался ей лицемером. Нэнси видела Оппенгеймера в исключительно негативном свете. В своих записках о совместном летнем проживании она вспоминает, что четырнадцатая годовщина атомной бомбардировки Хиросимы 6 августа «была для наших гостей днем теплой ностальгии, улыбочек и возбужденных воспоминаний. Ни один человек, наблюдавший за Оппенгеймером в этот день en famille, не усомнился бы, что он заново переживает свой звездный час… он однозначно упивался бомбой и своей царственной ролью в ее создании».

Роберт никогда не повышал голоса. Никто ни разу даже не видел его в припадке злости – за одним памятным исключением. Через несколько лет после переезда в пляжный коттедж Роберт и Китти проводили у себя дома новогодний прием, как вдруг один из гостей, Иван Жадан, выдал громкую оперную арию. Боб Гибни решил, что с него хватит, и в бешенстве прибежал в коттедж Оппенгеймеров. Он захватил с собой пистолет и, очевидно, для привлечения внимания сделал несколько выстрелов в воздух. Роберт обернулся и яростно выкрикнул: «Гибни! Чтобы вашей ноги больше не было в моем доме!» После этого любые контакты между соседями окончательно затухли. Обе стороны нанимали адвокатов и вели тяжбы по вопросам о пляжных правах. Их вражда вошла на острове в легенду.

* * *

Прочие обитатели Сент-Джона не разделяли отношения Гибни к Оппенгеймерам. Иван и Дорис Жадан, колоритная парочка, жившая на острове с 1955 года, обожали Роберта. «В его присутствии никогда не чувствуешь неудобства, – вспоминала Дорис, – что можно отнести на счет его уравновешенности». Иван Жадан родился в России в 1900 году и в конце 1920-х и в 1930-х годах был ведущим лирическим тенором Большого театра. Несмотря на свое положение, певец отказался вступать в Компартию, а в 1941 году после вторжения немцев с группой друзей из Большого театра перешел линию фронта и сдался в плен. Их погрузили в вагоны для скота и вывезли в Германию. В 1949 году Иван умудрился эмигрировать из Западной Германии в США. Дорис вышла за него замуж в 1951 году, а в июне 1955 года, когда пара приехала на Сент-Джон, Иван объявил: «Я отсюда никуда не уеду».

Представленные Оппенгеймерам Жаданы обрадовались, узнав, что новенькие говорят по-немецки. На английском Иван разговаривал плохо, разговоры с Дорис обычно протекали по-русски. Шумливый и прямолинейный Иван Жадан был готов запеть по малейшему поводу. Временами он бывал колюч: если ему кто-то не нравился, он вставал из-за стола и уходил. Иван был до мозга костей антисоветчиком, но, даже зная о процессе Оппенгеймера, не находил в нравственных предпочтениях Роберта ничего, вызывающего осуждения. Иван редко обсуждал политику, однако Роберт заинтересовал его этой темой. Они представляли собой странную пару, но тем не менее получали удовольствие от взаимного общения.