Оправдание Шекспира

Оно было вооружено до зубов не духовным, символическим оружием Паллады, выкованным в поэтической кузнице Гермеса по заказу Юпитера, а кострами и дыбой. Когда-то на заре христианства римляне подвергали страшным казням мучеников, верующих во Христа. Теперь христиане, разделившись на конфессии, мучили и убивали друг друга, причем каждый лагерь ополчился на ученых, чьи открытия грозили ниспровержением церковных догм.Так что к концу XVI века пришла пора Афине замахнуться копьем на воинствующее невежество. Человек, образ и подобие Бога, должен жить достойной жизнью, тогда легче справляться с соблазнами, влекущими на стезю порока. А это возможно лишь тогда, когда человечество, разгадывая тайны Природы, поставит ее себе на службу. Схоластика, то есть изощренная практика оперировать понятиями и словесами, оторванными от земной реальности, блокировала науку. Соревноваться, кто одержит верх в возведении умственных карточных домиков – худший вид невежества.

A propos. Никто, однако, и представить себе не мог, что, прикоснувшись к тайнам природы, человечество открыло ящик Пандоры. Да еще спустя несколько десятилетий перепутало Шекспира, плоть от плоти интеллектуально-литературного потенциала европейской ойкумены, с ростовщиком и откупщиком Шакспером, который, как показывают дошедшие до нас документы, отродясь не занимался никакой мыслительной деятельностью, хотя, кажется, и сочинял баллады.

Таким образом, на рубеже двух столетий Афина Паллада становится десятой музой, потрясающей копьем. При виде ее образа у людей того времени на язык просилось выражение «a speare shaker» – «потрясающая копьем». А увидев напечатанное «Shake-speare», они не могли не видеть Афины во всем ее грозном обличье, но не в Фидиевом изображении, а приблизительно так, как виделась она нидерландскому художнику Бартоломею Спрангеру, всю свою творческую жизнь прожившему в Праге, при дворе императора Великой Римской империи Рудольфа II.

Род людской, занятый науками, забыл на довольно долгое время о гнездящихся в сердце человеческом пороках. И они к началу третьего тысячелетия пышным цветом зацвели на «христианской» почве – наступила, видно, предсказанная в Библии пора «лжепророков».

Нет у нас, на нас, своего Эразма, который сказал бы нам: «Ты видишь, твой брат терпит несправедливо, а твою душу ничего не тревожит – только бы твоих дел не трогали. Почему душа твоя ничего не чувствует? Потому ли, что она мертва?… Возьми признак еще более ясный: ты обманул друга, совершил прелюбодеяние, душа получила смертельную рану, однако тебя это настолько не печалит, что ты радуешься, словно прибыли, и хвастаешься тем, в чем опозорился… Будь уверен, что душа твоя умерла…Ты слышишь, что кто-то произносит нечестивые речи, напыщенные, бесстыдные, непристойные, злословит, неистовствует против ближнего, остерегись думать, что у этого человека живая душа. В гробнице сердца лежит гниющий труп, от него исходит зловоние и заражает всякого, кто стоит поблизости…Что это за оцепенение, что за спокойствие сердца, которое не страшит угроза огромной беды, когда надо сражаться…» [364]

Вот так, витками, движется куда-то ход истории. То надо искоренять грехи и, как сегодня, попридержать вожжи несущегося сломя голову прогресса, ведь для борьбы со злом надо напрячь все силы духа, соображения, любви. То надо защищать науку, и тогда забываешь, что мир во грехе лежит. Так было во времена Бэкона, и он со страстью, прозорливостью, оптимизмом отдал себя размышлениям о будущем науки.

ПРАГА – ЦЕНТР СВОБОДОМЫСЛИЯ. РУДОЛЬФ II

Впервые – в рамках исследования – мы встречаем Афину Палладу как воительницу с невежеством в художественной галерее императора в Праге, ставшей его стольным градом.

В то время, когда Европа билась в припадках религиозного фанатизма, Прага была одним из немногих интеллектуальных центров, отличавшихся веротерпимостью и свободомыслием.

Членом императорского Тайного совета и самым большим другом Рудольфа был протестант герцог Юлиус Брауншвейгский-Люнебургский, один из самых образованных людей своего времени. При дворе были приняты и католики, и протестанты, процветала еврейская община. Занимались алхимией, астрологией, кабалистикой, стремясь познать тайны природы и универсальные истины. Здесь работали Тихо Браге и Кеплер, полгода жил Джордано Бруно. Творили замечательные художники. Посещали Прагу сэр Филипп Сидни и д-р Ди – последний, правда, без особого успеха. Прозвищами императора были «Новый Трисмегист» за его познания и «Сатурнический король». Ученый теолог и врач, посланник римской курии Писториус считал, что император подвержен приступам меланхолии. Одной из причин депрессии были тягостные отношения с братом Матиасом, грозившим отнять корону.