Оправдание Шекспира

Справа ищем глазами в голубовато-белесом небе рукотворный, прямолинейный очерк башни над зубчатой кромкой леса. Вот и она – темный, чужеродный квадрат вдали от поселков, дорог, на берегу почти несудоходной реки. Почему человек любит строить башни? Хочет быть ближе к небу? Он уже был однажды за это наказан смешением языков. Рихтер – великий музыкант, один среди светлых лесов приокского края. Да разве иначе могло быть?

ЕФРЕМ СИРИН

Моя любимая молитва – Ефрема Сирина (читается во время Великого поста). Ефрем Сирин – один из величайших учителей Церкви IV века христианской эры. Число его сочинений простиралось до тысячи, не считая составленных им молитв и стихотворений, «излагавших учение церковное и положенных на народные напевы»… «по складу своих духовных сил он был не столько мыслитель, сколько оратор и поэт» [116]. Ефрем Сирин молит Господа, чтобы тот не дал ему «духа праздности, уныния, празднословия и любоначалия» и, напротив, дал «дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви», научил «не осуждати брата своего и видеть прегрешения свои». Под этой молитвой могли бы подписаться все земные гении.

У Пушкина есть переложение этой молитвы, написанной меньше чем за год до смерти, в июле 1836 года:

Отцы пустынники и жены непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольных бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв.

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! Дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

Возможно ли, чтобы ростовщику Шаксперу пришло в голову написать такое переложение такой молитвы! Мог ли он молиться этой молитвой? Одного этого достаточно, чтобы раз и навсегда покончить с этим позором – считать стратфордского лихоимца великим Шекспиром. Пока русский народ совсем еще не обуржуазился, он должен одним из первых вымарать из истории культуры столь вредоносное заблуждение.

Но вернемся к словам Пушкина о характере гения, который обыкновенно простодушен и с великим характером, всегда откровенным. В сонете 66 есть такая строка: «And simpleTryth miscalde Simplicitie». Смысл ее – отсутствие лукавства в человеке зовется в его подлое время глупостью. Из всех существующих переводов ближе всех к английскому тексту перевод Сергей Степанов: «И искренность, что кличут простотой». У Маршака: «И прямоту, что глупостью слывет». Смысл здесь другой: говорить людям в глаза то, что думаешь, считается глупостью. «Simple truth» совершенно не то, что «прямота». Эта строка Шекспира близка по смыслу к словам Пушкина: талант простодушен, простодушно говорит, что думает.

И это простодушие (искренность у Степанова), говорит Шекспир, толпа почитает глупостью. Для Шекспира и для Пушкина «бесхитростность, простота – добродетель». Эта же черта упоминается еще в одном сонете – 138 (написан до 1599 года): When my love swears that she is made of truth,

I do believe her, though I know she lies,

That she might think me some untutored youth

Unlearned in the world’s false subtleties.

Переводы теряют эту черту, которую, по мнению Ратленда, видит в нем его невеста. Мы не знаем, задевает ли его эта черта. Скорее всего, нет. Судя по тому, как она здесь излагается: «не обученный мирскому подлому лукавству» – дословный перевод четвертой строки. Вот как переводит этот сонет Маршак:

Когда клянешься мне, что вся ты сплошь

Служить достойна правды образцом,

Я верю, хоть и вижу, как ты лжешь,

Вообразив меня слепым юнцом.

То же у Степанова:

Меня юнцом зеленым мнит она,

Но это мне нисколько не обидно.

А вот что пишет английский комментатор к четвертой строке: «“the…sublteties” – the crafty and deceptive stratagems of the majority of the world…» [117].

Перевожу определение шекспировского слова: «лукавство и лживость, черты, присущие большинству человечества».

Значит, дело здесь не в том, что возлюбленная считает его просто зеленым юнцом, она еще видит в нем отсутствие лукавства, которым «живет большая часть мира». А Пушкин нам объяснил, что гениальным поэтам лукавство вообще не свойственно.

Вот такие потери случаются при переводе емких мыслью стихов гениального поэта.