Оправдание Шекспира

Зарыт он без почестей бранных

Врагами в сыпучий песок,

Лежит на нем камень тяжелый,

Чтоб встать он из гроба не мог.

Ив час его грустной кончины,

В полночь, как свершается год,

К высокому берегу тихо

Воздушный корабль пристает…

Из гроба тогда император,

Очнувшись, является вдруг;

На нем треугольная шляпа

И серый походный сюртук.

Скрестивши могучие руки,

Главу опустивши на грудь,

Идет, и к рулю он садится

И быстро пускается в путь.

Несется он к Франции милой,

Где славу оставил и трон.

Оставил наследника сына

И старую гвардию он.

И только что землю родную

Завидит во мраке ночном,

Опять его сердце трепещет

И очи пылают огнем.

На берег большими шагами

Он быстро и прямо идет,

Соратников громко он кличет

И маршалов грозно зовет…

Стоит он и тяжко вздыхает,

Пока озарится восток,

И капают горькие слезы

Из глаз на холодный песок.

Потом на корабль свой волшебный,

Главу опустивши на грудь,

Идет и, махнувши рукою,

В обратный пускается путь.

Пушкинское мажорное звучание отличается от лермонтовского минорного, как запахи цветов, краски неба.

А сравните Полтавскую битву Пушкина с лермонтовским «Бородино». И вас пронзит ощущение равно великих талантов и разница творческой личности, поэтической манеры и, конечно, (это, наверное, главное) – разница душевного склада.

Поэты абсолютно индивидуальны, что бы вы ни взяли: любовную лирику или пейзажную. Вот последнее четверостишие «Когда волнуется желтеющая нива…»: Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе, –

И счастье я могу увидеть на земле,

Ив небесах я вижу Бога.

(1837)

Сравните его с пушкинским:

«…Вновь я посетил тот уголок земли, / где я провел изгнанником два года незаметных… Но около корней их устарелых…/ теперь младая роща разрослалсь…»

И окончание:

Здравствуй, племя

Младое, незнакомое! не я

Увижу твой могучий поздний возраст,

Когда перерастешь моих знакомцев

И старую главу их заслонишь

От глаз прохожего. Но пусть мой внук

Услышит ваш приветный шум, когда,

С приятельской беседы возвращаясь,

Приятных и веселых мыслей полон,

Пройдет он мимо вас во мраке ночи

И обо мне вспомянет.

(1835)

Мажорный, монументальный, пусть и лирический, и, конечно, глубоко личный тон Пушкина, и минорный, печальный, романтический и тоже глубоко личный – Лермонтова.

Хотя временна'я разница между поэтами невелика, слышно большее тяготение пушкинского стиха к державинскому. Через два года после обращения к «младому племени» Пушкина не стало…

«Да, хорошо уснуть на заре… после длинной ненастной ночи с полной верой, что настанет чудесный день» [114]. О Лермонтове такого не скажешь.

Мог бы Лермонтов написать «Сказку о царе Салтане»? Нет, конечно. Зато он написал «Песню о купце Калашникове». Поэзия Пушкина, его поэтический взгляд, при всей драматичности времени, что он ощущал умом и сердцем, не лишены устремленности в будущее. Поэзия же Лермонтова пропитана трагическим ощущением действительности, и это проявляется в выборе трагических событий прошлого. Вся его жизнь только укрепляла это мироощущение. Гибель Пушкина была, наверное, пиком этого мироощущения: «Но есть и Божий суд, наперсники разврата!… Он не доступен звону злата, и мысли и дела он знает наперед». Я привела эти пространные выдержки, чтобы читатель наглядно убедился, как несхож авторский почерк великих поэтов и как их роднят ценности. И поэтому у сторонников группового авторства, как теперь говорят, «нет никакого шанса».

Вот печатаю на современнейшем пишущем механизме стихи Пушкина и Лермонтова, и видится мне пушкинское гусиное перо, старинная чернильница, – и такая тоска по старому времени. Да, кажется, перевалило человечество хребет, отделяющий технологический прогресс от технологического регресса. (Гусиным пером писал и Шекспир.) И теперь нас, оснащенных электронными средствами накопления и передачи информации, не соблазнит чистый белый лист бумаги, не обрадует обоняние кипарисовый запах карандаша. Мы забываем собственный почерк, утешают нас не живые пейзажи, а телеэкранные.

КОРОТКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

«Гений обыкновенно опростодушен, с великим характером, всегда откровенным».

А.С. Пушкин

У гениальных поэтов есть и общее – среди героев их произведений нет вульгарных завистников, крохоборов, стяжателей, лихоимцев, завидующих материальным благам, словом, представителей третьего сословия в худшем его проявлении, как если бы для поэтических гениев, имеющих прямой выход в космос, это отребье человечества и вовсе не существовало. Их всех объединяют одни и те же вечные ценности.