Опыт присутствия

ГЭС, Верхнетагильская ТЭС Плявинская, Зеленчукская, и наконец,

Копчегайская ГЭС. В строительстве трех последних я, и двух самых последних – сестра, принимали самостоятельное участие.

Вообще-то история, хронология – это не для меня. Всю жизнь я пытался понять. Понять, что происходит с Аристотелем, Платоном и св. Августином, Дарвином и Спенсером, Марксом и Адамом Смитом,

Лениным и Каутским, Сталиным и Бехтеревым. Меня интересовало, куда исчез великий русский биолог Гурвич, и не интересовали официальные программы обучения. Я старался понять, что такое хозяйственная деятельность, право, экология и черные дыры в космосе, прана, чакры, Янь и Инь. Я старался понять, что такое вера, сатори и

Господь Бог. Наконец, понимать стало нечего, видимо кроме вот этого

Йорика, с его умением вращать колесо жизни.

Разумеется, уровень перечисленных проблем возникнет попозже. А вначале будет жажда справедливости, которая приведет меня к парашам

Воробъевской внутренней тюрьмы КГБ, в городе, получившем имя буревестника революции. Но и это потом, а пока:

Печаль, внезапною, скупою,

Последней пролилась слезой,

Пропав под серой пеленою

Каскада брызг волны седой.

Этот инфантильный романтизм юноши, немножко ленивого, одновременно вспыльчивого и эгоцентричного и, конечно, наивного, подвергся серьезному испытанию. Всякое, чем угощала меня несладкая жизнь, и атмосфера преступного мира, в детприемниках Рыбинска и

Ярославля, и зэковский социум, в котором по долгу службы приходилось вариться моим родителям, испытывалось в семейном кругу. А тем летом

53-го, попав в железные тиски реальной жизни, я оказался один. Два буксира перевозившие металлический прокат и профиль на Горьковскую стройку, приняли меня в качестве пассажира под попечительство знакомого моих родителей Новикова Евгения Ивановича очень похожего на участкового Аниськина, в исполнении артиста Жарова. Знакомый был большим начальником и хоть плыл на одном корабле, сразу забыл о моем существовании. Меня окружала команда, набранная из только что отсидевших срок зэков, освобожденных по знаменитой амнистии

Лаврентия Павловича Берии. Амнистия была ориентирована на жулика, серьезные статьи под нее не попадали: они, как правило, имелись у

"мужиков", наносивших хозяйственный вред государству (например, унес колоски или картошку с поля, чтобы прокормить семью) и "фашистов", как называли масть 58-й статьи.

Я пребывал в возрасте, когда самое последнее дело ударить в грязь лицом. Я жаждал утверждения среди этой публики. Впоследствии мне приходилось встречать в зоне мудрых людей и среди уголовников. Но те молоденькие прохвосты думали главным образом о том, что где плохо лежит. Для них и я, и выделенные родителями на дорогу скромные денежные средства, тоже не являлись исключением. Как люди искушенные в психологии связанной с трансформацией собственности, они решили не прямо присвоить принадлежавшее мне, а сделать так, чтобы я почел за честь предложить им. Экс зэки были неплохими психологами и управлялись с молокососами, подобными мне, как повар с картошкой. Когда родители доверяли свое чадо товарищу Новикову, они исходили из предположения, что путешествие продлится максимум недели полторы. Пустяк, под покровительством такого надежного человека. Разумеется, я тоже приложил настойчивость в получении возможности проплыть по рукотворному морю и Волге через полстраны.

Но прогнозы сохранились лишь в том пространстве, где договаривались

Евгений Иванович и мои родители. Как всегда, реальность оказалась изобретательней. Пропутешествовав пару дней, мы получили штормовое предупреждение. Выдержав день и полночи в спокойной заводи, нетерпеливо тронулись в самое темное время суток, к пункту назначения. Стремились наверстать упущенное. Тогда еще не были известны законы Паркинсона и собственные сюжеты событий не казались законом вредности. Позже, эту божественную игру я наблюдал множество раз. Все получает естественное выражение. В нашем случае, дно

Цимлянского водохранилища, образовавшееся совсем недавно, имело неизученный рельеф. Украшенный сединой и морщинами лоцман, с желтыми усами и сталинской трубкой в руке, знал Волгу как свои пять пальцев. Но в рукотворном море освоил лишь четыре. Мы налетели всем караваном на это неведомое место, за которое отвечал пятый палец.