— Первая ваша дочь — очень добродушный человек, ее уважают и любят люди. И со здоровьем у нее — более или менее.
Вторая дочь выглядела хуже, вряд ли у нее будут Дети и семья. Мне не хотелось сообщать об этом отцу. Кроме того, она была талантливой, и ей была предназначена не семейная, а общественно-политическая жизнь.
— Со второй дочерью тоже неплохо, — произнес я, — но для нее работа и общественная жизнь будут
важнее семьи.
Я не стал объяснять, что боль души для нее непереносима, потому говорить о нормальной семье и детях не приходится.
— Есть еще сын, — капитан назвал имя.
Я сразу же увидел, что шансов выжить у его сына практически не было, — поле вокруг него сворачивалось. Правда, в одном месте от груди шел серебряный шнур, соединявший его с высокими планами. Один шанс из ста, но его можно было использовать.
— У вашего сына состояние очень неважное, он может погибнуть.
— У него диабет, — вздохнул капитан. — Тот духовный человек, о котором я говорил, мне уже все рассказал. Он предупредил меня, что сын умрет в молодости.
— Есть шанс помочь, — сказал я, — но это тяжелее, чем совершать подвиги. Нужно внутренне измениться.
Египтянин задавал мне вопросы, а я отвечал. Что такое рай и ад? Есть ли вечные грешники? Я рассказывал ему о том, как корыстность убивает любовь, как вожделение приводит к непереносимости душевной боли. Так уж получилось, что я провел семинар для одного человека. А потом сообщил приятелям:
— Состояние его сына стало гораздо лучше. Посмотрим, что будет дальше. Я хочу объяснить ему, что нужно не просто выполнять волю Аллаха, но при этом ставить себе какие-то цели. Он должен понять, что высшая цель и есть сам Аллах. Тогда его сын не умрет.
Правда, меня неприятно поразила реакция египтянина, о которой рассказал мне приятель:
— Капитан до сих пор не может понять, как это ты все узнал о характере его старшей дочери.
— И это все? — мрачно спросил я.
— Да.
— Странно: его не удивило, что можно спасти жизнь сыну. Больше всего его. впечатлили мои способности к диагностике. Ну ладно, время покажет.
Через два дня позвонил шейх из Каира и сообщил капитану, что состояние его сына стало гораздо лучше и теперь у него может измениться судьба.
Мы сидели, пили чай, и капитан рассказывал об этом уникальном человеке.
— В лучших домах Египта почитают за честь общаться с ним. Этот человек отрешился от всех мирских дел, он, только молится и помогает людям.
Неожиданно египтянин добавил:
— Я рассказал ему про вас. Он готов приехать в Москву и встретиться с вами.
Я улыбнулся:
— А по-русски он говорит?
— Нет.
Я в ответ только развел руками.
— Когда в следующий раз будете в Египте, он готов повидаться с вами в любое время в любом месте. Да, еще он просил, — капитан улыбнулся, -г- чтобы вы помолились за него. Он понял, что вы верующий и много молитесь.
«Как хорошо все видно на тонком плане, — подумал я. — Какой ты веры, национальности, в какой стране проживаешь, — не имеет значения. Его не интересует, православный ли я, еврей или мусульманин, но раз он просит помолиться за него, значит, он мне доверяет».
Я считал, что таких людей уже не осталось. Нынешний кризис в мире — в первую очередь, духовный. Как заметил один преподаватель Московской Духовной академии: «Старцев сейчас уже в монастырях нет, а стариков — много». Уважение ко мне со стороны незнакомого человека было совершенно неожиданным. Капитан шутливо поклонился мне и сказал: «Теперь вы тоже шейх».
Наше судно по-прежнему бороздило море, но рыбы не было. Мой американский приятель стал подначивать капитана:
— А где же обещанная рыба? Тот серьезно ответил:
— Вот помолюсь, и рыба будет.
Потом я видел его на корме, — он воздевал руки и молился. А на следующий день мы, действительно, поймали одну крупную рыбу, а затем другую.
Путешествие было замечательным. А затем наше время закончилось, и судно развернулось, чтобы плыть обратно в порт. Мы потихонечку начали складывать чемоданы. Я собирал маски, трубки, рыболовные снасти.
Пластмассовые наживки в виде рыбок называются воблерами. Рыба хорошо берет серебристые наживки с красной головкой. У меня их было четыре. На столе, среди других наживок, я увидел только две. Поскольку подарков я делать не собирался, а воблеры купил в Москве, то я поинтересовался у команды, где мои снасти, но ответа не получил. Тогда я подошел к капитану и объяснил, что хотел бы свои воблеры увезти с собой. Тот взглянул на меня достаточно жестко, а затем что-то сказал коку. Парень подошел к какой-то тумбочке и достал оттуда воблер.
— Это третий, — я показал на пальцах, — а всего их было четыре.
Египтянин пожал плечами:
— Ничего не знаю, больше их не было. Меня удивила перемена, произошедшая с ним.