Оракул выбирает королеву

Леона недоуменно захлопала кукольными ресницами.

— Ну, обижали они тебя?

— Нет. Дядя Орнелл никогда не обижал. А вот Эрика иногда злилась. Я ее боялась. А когда вы отведете меня к маме?

— Очень скоро, — Арман вздохнул.

Он отошел к столу, достал из ящичка отпечаток. Для того, чтобы вернуть его Леоне, и заклинаний не требовалось: отпечаток сам стремился вернуться к живому носителю, всего-то и надо было, что его выпить. Он несколько мгновений смотрел на свет сквозь нежно-сиреневую дымку, затем вернулся к Леоне.

— Милая, — сказал тихо, — я знаю, что тебя немножко заколдовали. Но мы же не хотим, чтоб ты вернулась к маме в таком виде? У меня есть снадобье, которое тебя расколдует.

Леона посмотрела на закупоренную пробкой колбу, и на ее лице появилось выражение облегчения и радости.

— А оно гадкое?

— Как вода, — предположил Арман, хотя он и знать не знал, какой вкус может иметь отпечаток.

— Давайте, — смело сказала Леона и протянула руку.

— Я тебе помогу, — прошептал он, вытаскивая пробку из узкого горлышка.

Он следил с замирающим сердцем за тем, как Леона отважно поднесла тонкое стекло к губам, как осторожно потянула воздух в себя — и как сиреневая дымка быстро, очень быстро втянулась ей в рот.

"Ну, вот и все", — Арман подумал это со светлой грустью, с какой смотрел бы на последние облетающие с деревьев листья.

Так мало хорошего ему было отпущено… Да, верно, и не заслужил.

Леона икнула. Затем недоуменно покрутила головой. Подняла лицо, вглядываясь в Армана так, словно встретила впервые. А он видел, как гаснет, стремительно гаснет счастье в ее зеленых глазах. На смену счастью вдруг пришли ужас, омерзение, горе.

Лицо Леоны дрогнуло, губы сжались в бледную полоску, но она все так же молча смотрела на Армана, прямо в глаза, как будто выискивая… что? Он не знал.

Но стоило только попытаться взять ее руку, как Леона дернулась и спрятала руку за спину. А потом медленно поднялась с кушетки, попятилась, совершенно позабыв о том, что без обуви.

— Леона, — прошептал он, понимая, что — все. Отпечаток уже на месте, воспоминания оторванные и новые смешались, наслаиваясь друг на друга.

— Да вы… просто чудовище, льесс Линто, — медленно, чеканя каждое слово, произнесла она.

— Чудовище, — согласился Арман, — но я хотя бы пытался все исправить.

Леона, всхлипнув, с силой сжала виски. Уронила голову на грудь. Арману казалось, что она сейчас разрыдается, но, когда Леона снова посмотрела на него, ее глаза оставались совершенно сухими.

— Вы мне лгали, — размеренно продолжила она, словно зачитывая приговор, — вы лгали, убеждая, что откорректируете Оракула, что со мной ничего не случится. Зачем? Боялись, что я убегу?

— Нет. Я бы тебя нашел.

— Вы знали, что я умру, но говорили, что буду жить… Что ж, в этом вы не обманули. Я жива. — ее губы задрожали, она их с силой сжала. Помолчала, а затем тихо сказала, — мне было очень больно умирать… Да что там, кому я все это рассказываю?

Арман растерялся. Он ожидал чего угодно — слез, истерик… Да лучше бы она его ударила. Все лучше, чем эти холодные слова, которые пластают его, словно ледяные ножи.

Леона горько усмехнулась и спросила:

— Вы нашли свою сестру?

— Да.

И так много слов теснилось в груди, и так много он хотел сказать… О том, какая она, Витта, и о том, почему все получилось именно так, как получилось, и о том, что он не предусмотрел, что внутри Оракула с Леоной произойдет то, что произошло… Так много всего, что… Арман промолчал. Все это теперь было бессмысленным.

— Ну, хотя бы это оказалось правдой, — пробормотала Леона. У нее дергался уголок рта. Она резко отвернулась к окну, обхватила плечи руками.

— Верните мне мой амулет, льесс Линто, — услышал Арман, — я не хочу, чтобы то, что делалось с любовью, носил человек, который ценит меня не выше мусора под ногами.

— Не говори так, — выдохнул он, — я понимаю, что оправдываться бессмысленно… Но… Я прошу тебя… остаться здесь ненадолго.

— Меня маркиз Риквейл встретит, мне это не нужно, — так же, не оборачиваясь, произнесла Леона.

— Он больше тебе не муж, ты совершенно свободна.

— Потому что умерла, да? Вы ему выдали бумагу о том, что Леона Риквейл умерла?

Леона резко повернулась, и Арман понял, что хоть ее глаза были сухи, но сердце плакало, истекая кровавыми слезами.

— Верните амулет, льесс Линто, — повторила она.

— Нет. Можешь попробовать отобрать сама, если хочешь.

— Это… нечестно, — устало вздохнула она и покачала головой, — совсем нечестно…

И, не глядя на Армана, прошептала:

— Тогда… Мне бы хотелось вернуться домой. Как я понимаю, я выполнила все, что от меня требовалось. Вы вернули королеву и сестру. Вы очень умело успокоили меня, да так, что я совершенно не боялась. Все, что вы желали — получили. А я… ничего никому больше не должна. И если в вас есть хоть капля совести, или порядочности… или не знаю, чего, то вы позволите мне уехать немедленно.

Арман посмотрел на нее, и понял, что Леона уже не передумает. Он мог бы… да, мог бы приказать, чтобы она осталась. Но что толку? Чудовищ не любят, их только иногда жалеют, а жалости не хотелось.

— Останься, — попросил он, — я виноват, но…