Оранж

спасаю целый взвод!

2022-я осень

Минуло трёхмесячье лета.

Меняется светлый уклад.

А все каблуки, как котлеты.

И псы на них с жаждой глядят.

Собаки слегка голодают,

идут за прохожими вслед,

о чём-то зверином мечтают

иль о причинении бед.

Сентябрь блефует изрядно

и золотом манит, кладёт

все лужицы, листья и пятна,

как фишки сдаёт в оборот.

Парик городка облезает.

Лишь кошки пушком запаслись.

Бродячая живность страдает.

Свинцовеет синяя высь.

По улицам всюду улики

грядущей осенней поры:

остывшие солнышка блики

и в жёлтых сугробах дворы.

Прохлада жуёт и пронзает.

А ветер шлифует песком.

Сезонность тоску предрекает.

Предчувствую скорый разлом.

Ручьи, словно трещины всюду.

С душой не враждует пора.

Моя меланхолия – путы.

Я сам, будто осень в горах.

Обессмысленный быт поколений 2000-ых лет

Вокруг обессмысленность и равнодушье.

Распиханность денег по разным счетам.

В умах перемешка бесправия с чушью.

Старухи одеты в изношенный хлам.

В мужчинах пристрастия к лёжке, стаканам.

Привыкли внимать бредословью царя.

Мы стали отвратны себе и всем странам.

Священники крестят, похмельно смердя.

Буржуйство купило трудяг с потрохами.

Мечты о наживе втекли с молоком.

Романтика втоптана в грязь сапогами.

Славянские корни под римским крестом.

Священство цветёт золотисто, рубинно.

Историю пишет брехливейший фас.

Советские боги в болотной рутине.

Космический хаос в порядке без нас.

В бессмыслице молодость и старожилы.

На лучших руинах заводов дома.

В торгашных местах и веригах постыло.

Забыты спортзалы, леса и тома.

Из ярких коробок поток устрашений.

Фонтан словоблудья от татей, шутов.

Лишь редкие женщины – акт украшенья!

Толпа жаждет рубки заумных голов.

Мы в avto-режиме "к работе-обратно".

В живущих отсутствуют воля и слух.

Во всех покороблены чувства и правда.

Во всём и во всех разложенческий дух…

Ждущие прихода власти рабочих

Мы все – арендаторы чьих-то вещей.

Мы – чьи-то объекты какой-то аренды.

Мы – взрослые дети подросших детей.

Мы – люди, плательщики ссуды и ренты.

Всему мера – прибыль, поднятия цифр.

Простой обыватель – блуждающий ценник.

Планета – какой-то реальнейший миф.

Народы – заложники ценности денег.

Торговые формы – кабальная суть.

Продажные личности – поиск хозяев.

Владельцы – горластая, алчная муть.

Рабочие стойла – синоним сараев.

Жильцы под ярмом богатеев – волы.

Охранные службы – пастушьи отряды.

Борцы с капиталом – большие враги.

Мы – те, кто устал от валютного яда!

Fucking company

В конторе царят низкопробные черти,

что с ангела щиплют по пёрышку в час,

творят безобразия и круговерти

по вольной указке владыки гримас.

В делах ухищряются, воют, гогочут,

бандитствуют, пьют и насмешливо ржут,

язвят и копытами истину топчут,

пиявящим видом энергию пьют.

Живут и снуют мерзопакостной сворой,

змеиными жалами жалят везде,

желая погибели жуткой и скорой,

терзая во сне иль в сухой борозде.

Скоты беспокоят порой без причины,

в меху тараканов и вшей, копошат,

вгоняют в скандальность и тину рутины.

Трудиться с анчутками – истинный ад!

ПР

испособленец

Он, как Раскольников, обведший вокруг пальца

наивность бабушки, купившей половик

дороже ценника, прибитого мерзавцем

на ткань абстракции, на коей солнца блик.

Мошенник, плут, мозглявый прощелыга

точил и точит сущность ремесла -

вершить во всём аферы и интриги,

дешёвый шлак втирать слепым ослам.

Ленивый тать, пройдоха или жулик,

оппортунист и жадный прохиндей,

что бросит вниз, на чистое окурок,

что не живёт без теленовостей.

Ведомый зверь, шакалящий над мёртвым,

хвостист, лакей, что смотрит в царский рот,

не может быть читающим и гордым,

и дружит с тем, у коего крадёт…

Максиму Шкуратову

Le solitaire

Свиной солитёр в нахожденьи кишечном

вращается, спит на ворсинках ковров,

наевшись, играет дрянно и потешно,

вдохнув никотин, отравляется вновь.

Податливый пакостник в вести вникает,

вкушает дерьмо пропаганды мирской,

злорадствует тем, кто вдали обитает,

кляня европейство, как русский изгой.

Червяк паразитный, цестод обнаглевший,

как уж, это место всё облюбовав,

сырыми присосками много объевший,

желает продвинуться в верхний анклав.

Извилистый цепень – любитель халявы,

по воле хозяйской он хочет сменить

насиженный край, где поникла вся слава.

А дальше мечтает мозги заменить…

Максиму Шкуратову

Стихописец

О, мреть бесповоротна!

Ах, литератор мёртв!

От горечи мне рвотно!

А сколько этих орд!?

В поэтах безотрадность.

В тетрадях вязь поэм.

В плебеях бесталанность.

В грядущем нови тем.

Творец погиб от жизни.

О, буквописец, Бог!

Слова иконописны.

О, подковыки строк!

Писатели мрут тихо.

Читатели молчат.

Стихи – то вход, то выход.

Бездарность – малый ад.

Бард – ненавистник врущих.

Пиит как яркий столп.

Герой, к богам идущий.

Невозымевший горб.

Ходивший честно, прямо.

Лил живописный цвет.

Носивший ум и пламя.

Оставивший нам свет.

А.Башлачёву, В.Высоцкому, Е.Летову

Артиллерийские удары

Одно приказанье – и тысячи мёртвых.

Один указующий взмах – и пальба.

Одна неразумность – и павшие орды.

Одни полукличи – и в ход жернова.

Указ к поединку ведёт к столкновенью.

Мгновенье – и вот уж лупцуют врага.