Оранж

Высокая власть муравьиных цепей.

Свинец, монохромность смогли опостылеть.

Вокруг однородность при злате лучей.

Винты-небоскрёбы – сухие махины.

Об айсберги бьются семейки, умы,

какие ссыхаются в пленной рутине

и мелочных склоках, где нет уж души.

Бездомный фигляр

Живущие ладно достигли чего-то:

семейности, власти, богатства, ума.

А я же из древнего рода илотов,

у коих в крови малоумье, сума.

Отринув их долю, сбежал из общины,

став циником и лицедеем простым,

брожу по деревням, высотам, низинам,

по вольным местам, уголкам городским.

Актёрствую клоуном, трагиком, зверем,

порой менестрелю, как певчий поэт,

бывает фиглярствую с мерой, без меры,

ношу по округам свой жизненный цвет.

Бродяжу и странствую, сплю и плутаю,

мечтая смешить или знаньям учить,

судьбину и память с собою таскаю,

однажды в пути перестану я жить…

Подготовка облав на притоны и уличных див

Сегодня дозор и подарок погоды,

большая рыбалка в мешки и кульки,

загонное действо, ночная охота

на хищниц, которых имеют мальки.

Они обитают в подвалах и топях,

в затонах, под берегом, как козырьком.

Любой малый промах позору подобен.

Их может спугнуть даже шорох иль гром.

Нужны осторожность, прикормка, смиренье,

живец и наживка, и резкость рывка,

и крепкие нервы и леска, терпенье,

крепление неводов, сеток, крючка.

Сорта группируются все по-девичьи.

Их стайкам знакомы теченья и тон.

Нельзя упустить золотую добычу!

Иначе лишат офицерских погон.

Бывает и такое

Выходив брошенку с чувством и лаской,

дух подлечив, подлатав её плоть,

ум разукрасив талантом и краской,

я стал бедней и старее на год.

Тратя эмоции, клады финансов,

стан приодел и украсил лицо,

сам научил книгочтенью и танцам,

выстлался личным и ярым писцом.

Нежность, сюрпризы, стихи и заботу,

страсть, уважение, сливки из фляг,

щедрые щепки от нищей работы

отдал, как нищий последний медяк.

Сделал всё нужное, чтоб оклемалась,

выгладил платье, от слёз отучил,

смазал раненья и швы, чтоб срастались,

речью, лекарствами, станом лечил.

Выдохся, слил свои соки и силы

и при охране лишился чешуй,

думая, стану любимым и милым!

Но в благодарность был послан на *уй…

Иго в далёкие времена тиранов

Та власть, что несменяема, – почти что невменяема.

Все ленты извещения подкуплены и врут.

А вертикаль стоит давно и обитаемо.

Она ещё придумает десятки сотен пут.

Законное бесправие, дни с тягловой судьбиною.

Униженное общество, где каждый – дикий зверь.

Люд отвлекают пряником, пугают вновь дубиною.

Церковность, самоволие твердят: "Терпи и верь!"

Быть бедным и измученным – традиция извечная.

Ни в правый и ни в левый край уже не увильнуть.

Культура подконтрольная и думы просторечные.

А праведных мятежников сажают или бьют.

Все недра ископаемых, ресурсы у царящего.

Подполья уничтожены, враги в земле, тюрьме.

Законы, указания, как бред, ненастоящее.

И будущее общее в туманно-горькой мгле…

Луна

Луна – балерина, юла, с видом сверху,

застыла в стоп-кадре, сухой полутьме.

Как будто глядит в приоткрытую дверку,

откуда пыль звёзд в серебристом огне.

Она заколдована или погибла,

иль так замерла при движеньи планет,

иль лотосом, лилией белой поникла,

собой отражая пылающий свет?

В дали неоглядной, пространственной, чёрной

похожа на серый маяк или буй,

что так белокаменно светит над горкой,

дополнив июльский, природный фэн-шуй.

Великая тайна от верха до низа

висит, как картина на мрачной стене,

как Тайная вечеря и Мона Лиза,

что здесь показалась и только лишь мне!

стихи это

Стихи – чудеса среди прозы, реалий.

Стихи – вымещение чувств и идей.

Стихи – отражение счастья, баталий.

Стихи – опись всех посторонних затей.

Стихи – всенародная истина вкратце.

Стихи – тишина и молитва писца.

Стихи – бунтовская искринка для братства.

Стихи – золотая прелюдия, акт до венца.

Стихи – волшебство чёрно-белого свойства.

Стихи – баснописный, рифмованный гром.

Стихи – воспеванья любви и геройства.

Стихи – вавилонный и мысленный дом.

Стихи – правота в обличительной форме.

Стихи – постоянство в любой череде.

Стихи – витамин к мозговому прикорму.

Стихи созидаю, как Бог бытие.

Из обезьяны снова в человека

Плебейничать, холопничать устал.

Уже умаялся я жить на горсть наличных.

Я юн и спел, а мозг, как аксакал.

Пора воззвать к гордыне и величью!

Настал вдруг срок отбросить рабский быт,

воздать врагам за дурь и злодеянья,

топор войны ржавеющий отрыть,

изгнать себя из места, где закланья!

Пришёл момент подняться из грязи,

смахнуть золу, плевки и наслоенья,

омыться вмиг от грусти и трясин

и оживить святое настроенье!

Оковный быт к пассивности ведёт.

Я – крепостной при двадцать первом веке,

в каком химеры, сотни несвобод.

Настал тот час – назваться человеком!

Взошедший на квадрат

В душе и семье неурядицы в ряд.

В стране, городке безобразье.

От крыши ума льётся пот или мат.

Болезненный дух ежечасно.

И в месте отхожем десятки людей.

Достали семь лет заводчане.

Завод – муравейник без чести, идей.

Живу лишь для выплавки плана.

Все улицы – ад, что загажен и стар.

Весь кожный пергамент под тиной.

В покровы впаялась железная гарь.

Дыханье, как выхлоп машины.