Орден Креста

Земля ушла из-под ног Стена шесть лет назад. Его вера, его надежда весь его мир и все его убеждения были разрушены одним поступком человека, которого он любил. Он верил ей, он любил ее, он чувствовал ее любовь. Только все эти чувства были не просто перечеркнуты или выброшены, словно ненужная вещь, они были вырваны из его сердца из его мыслей из его реальности. Он сам принял это решение, спеша отвергнуть эту часть самого себя, желая все забыть. Теперь же было очевидно, что он только спрятал эту правду и эту свою историю в глубины сознания, чтобы жить, словно этого и не было, но теперь она возвращалась и не сном, ни мечтой, ни потоком мыслей, а настоящим безумным видением. Он видел ее всюду. Мало того, что все вокруг напоминало о ней, возвращая в памяти разные мелкие истории их совместного счастливого прошлого, так она ему виделась в каждой рыжей девушке, в случайных женщинах и совершенно не похожих в действительности особах. При каждом мимолетном взгляде он вздрагивал, словно видел ее, а присмотревшись, понимал, что ее там нет. Быть может в своем стремлении ее не видеть, не помнить и не знать, в действительности он просто очень сильно скучал, ведь несмотря ни на что, он все еще любил ее. Теперь он понимал это слишком остро. Ослабленная воля, практически павший внутренний самоконтроль, но при этом бурные живые эмоции, доходящие до него в полной мере.

И каждый раз, когда он думал, что видит ее и быстро отводил взгляд, он ощущал то нелепое мощное внутреннее возбуждение, что наваливается на влюбленных юнцов, полное и страсти и неловкости. То самое внутреннее возбуждение от которого влюбленные так часто глупо и нелепо себя ведут, так же как он, увидев ее впервые во дворе храма.

Эта одухотворенная дрожь падала на него, и тут же сменялась гневом, от осознания смысла этого чувства и воспоминания о причинах его недопустимости. Мгновенная смена внутренней любви на ненависть, вызывала приступ тошноты, но он все равно смотрел туда, где видел ее, зная, что ее нет, только чтобы прогнать этот призрак.

Но это случалось снова и снова. И от каждого такого внутреннего удара на его черной голове появлялся белый волос.

Потеряв вид здорового человека в пути, он теперь белел головой, окончательно старея.

Остановиться в положенном месте он не смог, только приблизившись к родному зданию, он почувствовал, как сердце беспомощно сжимается от этой безостановочной пытки, а руки холодеют.

— Здесь я жил когда-то и тут ты родился, — сообщил он Артэму, стараясь все также говорить сыну о разных местах, даже если каждое слово равнозначно удару в кровоточащую рану.

Он обещал Артэму, а значит, он должен был это сделать, благо только они прибыли в город поздним вечером, а значит, у него была ночь, для того, что бы привести себя в чувство.

Остановился он в одном из небольших постоялых дворов, где его никто не знает, просто отчитавшись, что прибыл в главном храме, собираясь встретиться с епископом вечером следующего дня.

Артэм немного беспокоился за отца, что выглядел совсем не здоровым, и очень часто вздрагивал, становясь то горячим, то холодным. Оттого ребенок старался его лишний раз не тревожить, порой даже умалчивая о вопросах в своей голове, считая их не особо интересными.

Но дорога и блуждания по городу сделали свое. Мальчишка быстро уснул, избавив отца от необходимости сдерживать проявления собственных чувств.

Однако одиночество за мимолетным облегчением приносило новые терзания.

Оставшись один, он был избавлен от обязательств перед сыном, но зато ничто больше не могло спасти его от собственных чувств. Единственное создание, которое еще могло его спасти, теперь мирно спало в своей постели, как спят маленькие дети, набегавшись за день.

Все же в Артэме сохранялась детская непосредственность, здоровый дух познания и любви к жизни и ее движению. Эта жизнь и была той особой силой, что подобно прохладной воде омывала раны Стена. И потому он так тянулся к этой невинной жизни.

И в темноте ночи, как только одиночество упало на его душу, а алкоголь стал противен от первого глотка, подобно тому, как он бывает мерзок, если пробуешь его впервые, он пошел к сыну, не имея сил мерять комнату шагами.

— Что же мне делать? — спросил он, садясь на пол у постели мальчика.

Подобный вопрос ждал ответа только от него самого, но он его не знал.

Маленькая ручонка поймала его руку и, притянув к щеке, опять застыла. Артэм что-то пробормотал, видимо услышав что-то сквозь сон, а после опять уснул.

Стен смотрел на это светлое создание и улыбался. Его искренне радовала детская невинность, с которой этот малыш прижимал его грубую руку к своей щеке. Этот ребенок доверял ему, и больше всего Стен боялся не оправдать этого доверия. Все остальное было не так уж и важно, лишь бы только Артэм рос здоровым ребенком, как телом, так и духом. И хотя этот мальчик совсем не был на него похож и с каждым годом в его внешности появлялись совершенно незнакомые черты — не было для Стена существа роднее. Ребенок рождение, которого лишило его прежнего смысла жизни, стал новым смыслом и новым светом.