Я худ и строен, как учитель танцев,мой ус достиг полутора аршин,мой лик сияющ, маслянист и глянцев,а нос завернут вверх, что твой кувшин.Когда иду по ярмарке я браво,ломает картузы торговый люд,а я смотрю налево и направо:что там за дрянь купчишки продают.И если где увижу непорядок,гнилую там селедку иль пеньку,переверну хоть сто тюков и кадоки купчика в участок волоку.Гремит по мостовой лихая сабля,сияет на мундире позумент,и хриплый вой собачьего ансамбляменя сопровождает в сей момент.Хотя нижегородские сидельцыглубоко чтят мой неподкупный нрав,но есть средь них великие умельцыпотрафить мне насчёт иных забав.И этих-то умельцев стороноюобходит мой неукротимый гнев,поскольку грех велик - идти войноюна тех, кто мне ссужает жён и дев.Взойдешь к иному ражему купчине,навстречу дочка, щёки - маков цвет,и как тут быть пригожему детине,которому всего лишь сорок лет?Хитрец-папаша наливает водкии льстиво называет куманьком,то что-то шепчет дочери-красотке,то мне мигнёт, прицокнув языком.Идём в палаты. Стол от яств ломится:индейки, поросёнки, осетры.Едим и пьём. А где ж краса-девица?Ох, как охоч до ихней я сестры!Обед прошёл. Купчина просит в баню,а сам умчался: вроде по делам.Вхожу - и вся как будто кровь в сметанераспаренная девка мнётся там.Эх, хороши купеческие дочки!Мягки, белы, что твой лебяжий пух,увесисты, что сельдяные бочки...Но всё ж люблю я больше молодух.У жён купецких опыта поболе,поболе ражу, прыти, куражу.Разврат охотно гнезда вьёт в неволе -вот что я вам, по чести, доложу.Немало я купчих перетатарили дочерей купецких потоптал,и понял я, что Маркс недаром шпарилпро то, как подл и низок капитал.А с Марксом вышла вот какая штука:на ярмарке один семинаристукрал пятак у нищенки, гадюка,кругом, понятно, ор, галдёж и свист.Я добра молодца хватаю мигоми волоку на съезжую сей час.А он, байстрюк, увесистою книгойзаехал мне с размаху прямо в глаз -и вырвался, и убежал, каналья.А книга мне досталась как трофей.В тот день её до сумерек читал я,и в мозг она впилась мне, как репей.Да-да, вы вероятно догадались,что книга называлась "Капитал".Мои сестра с маманей настрадались,покамест я её не дочитал.Я среди ночи вскакивал с постели,орал в окно: "Ужо вам, палачи!" -потом горшки со стульями летелии растворялись с чавканьем в ночи.А утром я в участок в ночь тащилсяс глазами, покрасневшими от слёз:повсюду над рабом буржуй глумился,и я служил, служил ему, как пёс.Пиликала гармоника над Стрелкой,по Варварке скакали рысаки.А я с очередной буржуйкой мелкойудило правил в баньке у Оки.Решил я по прочтеньи '"Капитала"усилить вдвое классовую месть,и так меня по банькам замотало,что похудел я раз, наверно, в шесть.Когда же околоточный начальниксъязвил в мой адрес: "Унтер-простыня!"его я мордой сунул в умывальник,и из участка выперли меня.Купцы со мною стали вдруг надменны,то "кум и сват", а то "ступай отсель",и скалились, как жадные гиены,и не пускали к жёнушкам в постель,и баньки для меня свои закрыли,где я дотоле удалью блистали где по мне их дочки слёзы лили...Вот что наделал Марксов "Капитал".И понял я, что жить невыносимобез девок, банек и иных забав,что молодость галопом скачет мимои что во многом Маркс, увы, не прав.Однажды, пьяный, одурев от скуки,принудил я к сожительству сестру.Всю ночь над ней глумился я. И рукимать наложила на себя к утру.Остались мы с сестрой вдвоём, сиротки.И что ж ? Сестру я выгнал на панель,и вскоре каждый купчик в околоткеуже дорогу знал в её постель.Когда средь ночи требовали водки,натешившись сестрёнкой, молодцы,я вспоминал, кем был я в околоткеи как меня боялись все купцы.И озверев от этого канальства,я к приставу на брюхе приполоз,и обласкало вновь меня начальство,и вновь житьё как в песне началось.И вновь передо мной сидельцы гнутся,и вновь я в околотке бог и царь,и стоит мне недобро ухмыльнуться -вокруг трепещет вся земная тварь.Сестру за арзамасского купчинуя выдал и на свадьбе погулял.Что ж, Маркс, конечно, мудрый был мужчина,но не для русских писан "Капитал".