Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

...Что было после? Был калейдоскоп,Иллюзион. Паноптикум скорее.Сначала - лирик, полупяный снобИз странной касты "русские евреи",Всегда жилец чужих квартир и дач,Где он неблагодарно пробавлялся.Был программист - угрюмый бородач,Знаток алгола, рыцарь преферанса,Компьютер заменял ему людей.Задроченным нудистом был четвертый.Пришел умелец жизни - чудодей,Творивший чудеса одной отверткой,И дело пело у него в руках,За что бы он ене брался. Что до тела,Он действовал на совесть и на страх -Напористо и просто, но умело.Он клеил кафель, полки водружал,Ее жилище стало чище, суше...Он был бы всем хорош, но обожалЧинить не только краны, но и души.

Она была достаточно мудра,Чтоб вскоре пренебречь его сноровкойЖелать другим активного добраИ лезть в чужие жизни с монтировкой.Потом - прыщавый тип из КСП,Воспитанный "Атлантами" и "Снегом".Она привыкла было, но в МосквеСлучался он, как правило, пробегомВ Малаховку с каких-нибудь Курил.Обычно он, набычившись сутуло,Всю ночь о смысле жизни говорил,При этом часто падая со стула.Когда же залетела - был таков:Она не выбирала сердобольных.Мелькнула пара робких дураков -По имиджу художников подпольных,По сути же бездельников. ПотомЯвился тощий мальчик с видом строгим -Он думал о себе как о крутом,При этом был достаточно пологимИ торговал ликерами в ларьке.

Подвальный гений, пьяница и нытик,Неделю с нею был накоротке;Его сменил запущенный политик,Борец и проч., в начале славных делЧасами тусовавшийся на Пушке.Он мало знал и многого хотел,Но звездный час нашел в недавнем путче:Воздвиг на Краснопресненской завал -Решетки, прутья, каменная глыба...Потом митинговал, голосовал,В постели же воздерживался, ибоВесь пар ушел в гудок. Одной ногойОн вечно был на площади, как главныйМеж равными. Потом пришел другой -Он был до изумленья православный.Со смаком говоривший "грех" и "срам", -Всех православных странная примета, -Он часто посещал ближайший храмИ сильно уважал себя за это.Умея "контра" отличать от "про"

Во времена всеобщего распада,Он даже делал изредка добро,Поскольку понимал, что это надо,А нам не все равно ли - от ума,Прельщенного загробною приманкой,От страха ли, от сердца ли... СамаОна была не меньшей христианкой,Поскольку всех ей было жаль равно:Политика, который был неистов,Крутого, продававшего говно,Артистов, программистов, онанистов,И кришнаита, евшего прасад,И западника, и славянофила,И всех, кому другие не простятУродств и блажи, - всех она простила.(Любви желает даже кришнаит,Зане, согласно старой шутке сальной,Вопрос о смысле жизни не стоит,Когда стоит ответ универсальный).Полковника (восторженный оскал),Лимитчика (назойливое "Слухай!"), -

И мальчика, который переспалС ней первой - и назвал за это шлюхой,Да кто бы возражал ему, щенку!Он сам поймет, когда уйдет оттуда,Что мы, мерзавцы, прячем нищетуИ примем жалость лишь под маской блуда -Не то бы нас унизила она.Мы нищие, но не чужды азарта.Жалей меня, но так, чтобы сполнаСебе я победителем казался!Любой пересекал ее порогИ, отогревшись, шел к другому дому.Через нее как будто шел потокГорячей, жадной жалости к любому:Стремленье греть, стремленье утешать,Жалеть, желать, ни в чем не прекословить,Прощать, за нерешительный - решать,Решительных - терпеть и всем - готовить.Беречь, кормить, крепиться, укреплять,Ночами наклоняться к изголовью,Выхаживать... Но это все опятьИмеет мало общего с любовью.