Что было после? Был калейдоскоп,Иллюзион, растянутый на годы,Когда по сотне троп, прости за троп,Он убегал от собственной свободы -Так, чтоб ее не слишком ущемить.А впрочем, поплывешь в любые сети,Чтоб только в одиночку не дымить,С похмелья просыпаясь на рассвете.Здесь следует печальный ряд химер,Томительных и беглых зарисовок.Пунктир. Любил он женщин, например,Из околотусовочных тусовок,Всегда готовых их сопровождать,Хотя и выдыхавшихся на старте;Умевших монотонно рассуждатьО Борхесе, о Бергмане, о Сартре,Вокзал писавших через "ща" и "ю",Податливых, пьяневших с полбокалаШампанского, или глотка "Камю"[2]Одна из них всю ночь под ним икала.Другая не сходила со стезиПорока, но играла в недотрогиИ сочиняла мрачные стихиОб искусе, об истине, о Боге,Пускала непременную слезуВ касавшейся высокого беседеИ так визжала в койке, что внизуПредполагали худшее соседи.Любил он бритых наголо хиппоз,В недавнем пршлом - образцовых дочек,Которые из всех возможных позПредпочитают позу одиночек,Отвергнувших семейственный уют,Поднявшихся над быдлом и над бытом...По счастью, иногда они дают,Тому, кто кормит, а не только бритым.Они покорно, вяло шли в кровать,Нестиранные стаскивая платья,Не брезгуя порою воровать -Без комплексов, затем что люди братья;Угрюмость, мат, кочевья по стране,Куренье "плана", осознанье клана,Худой рюкзак на сгорбленной спине,А в рюкзаке - кирпич Валье-Инклана.Любил провинциалок. О распад!Как страшно подвергаться их атаке,Когда они, однажды переспав,Заводят речи о фиктивном браке,О подлости московской и мужской,О женском невезении фатальном -И говорят о Родине с тоской,Хотя их рвет на Родину фонтаном!Он также привечал в своем домуПростушек, распираемых любовьюБезвыходной, ко всем и ко всему,Зажатых, робких, склонных к многословью,Кивавших страстно на любую чушь,Не знающих, когда смеяться к месту...(Впоследствии из этих бедных душОн думал приискать себе невесту,Но спохватился, комплексом виныИзмаявшись в ближайшие полгода:Вина виной, с другой же стороны,При этом ущемилась бы свобода).Любил красоток, чья тупая спесьНемедля затмевала обаянье,И женщин-вамп - комическую смесьИз наглости и самолюбованья,Цветаевок - вся речь через тире,Ахматовок - как бы внутри с аршином...Но страшно просыпаться на заре,Когда наполнен привкусом паршивымХлебнувший лишка пересохший рот(Как просится сюда "Хлебнувший лиха!")Любой надежде вышел окорот.Все пряталки, все утешенья - липа.Как в этот миг мучительно яснаОтдельность наша вечная от мира,Как бухает не знающая сна,С рождения заложенная мина!Как мы одни, когда вполне трезвы!Грызешь подушку с самого рассвета,Пока истошным голосом МосквыНе заорет приемник у соседаИ подтвердит, что мир еще не пуст.Не всех еще осталось звуков в доме,Что раскладушки скрип и пальцев хруст.Куда и убегать отсюда, кромеКак в бедную иллюзию родства!Неважно, та она или другая:Дыхание другого существа,Сопение его и содроганья,Та лживая, расчетливая дрожь,И болтовня, и будущие дети -Спасение от мысли, что умрешь,Что слаб и жалок, что один на свете...Глядишь, возможно слиться с кем-нибудь!Из тела, как из ношеной рубахи,Прорваться разом, собственную суть -Надежды и затравленные страхи -На скомканную вылить простыню,Всей жалкой человеческой природойПрижавшись к задохнувшемуся ню.Пусь меж тобою и твоей свободойЛежит она, тоски твоей алтарь,Болтунья, дура, девочка, блядина,Ничтожество, мучительница, тварь,Хотя на миг, а все же плоть едина!Сбеги в нее, пока ползет рассветПо комнате и городу пустому.По совести, любви тут близко нет.Любовь тут ни при чем, но это к слову.