Орден Лино. Эра исполнения желаний

Дым растекся и снова собрался, на этот раз образуя более очерченное лицо. Мужское, старческое. Подслеповато щурясь, лицо осмотрело ошарашенных Правителей и Фрейма. Потом «взгляд» дыма остановился на мне.

– Тебя ль я видел в блеске красоты, когда толпа твой поезд окружала, когда бессмертною казалась ты?..*

– Что, простите? – Я моргнула, пытаясь хоть что-то понять. – Фрейм, кто это? Что происходит?

– Ты хочешь, друг бесценный, чтоб я, поэт младой, беседовал с тобой?..*

– Фрейм! Кто это такой, задери тебя мрак?

Он сокрушенно покачал головой и осторожно перевернул обложку книги.

– Черт, похоже, это сборник стихов. Поэтому Коллахан и настроился на волну поэзии. Хуже только общение через медицинский справочник.

– Хуже? – часто моргая, переспросила Габриэль.

– Гораздо. Уж поверьте.

– Стой, – осознала я сказанное. – Это что же… Коллахан? Это мой брат?

– От горя разлуки с тобою я вяну*, – проникновенно произнесла дымная голова.

Остальные выглядели не менее потрясенными.

– Но почему он так стар? Мой брат был старше лишь на пару лет!

– Коллахан желал познать вековую мудрость. А ты ведь помнишь главный постулат Ордена Лино?

– Сознание определяет реальность, – тихо сказала я.

– Коллахан? Это что же, действительно ты? Разрази меня гром! – почти простонал Райан. – Но ты не желал общаться с нами долгие годы!

– Это какой-то трюк, чтобы всех нас запутать! – выкрикнул Яков.

– За дружбу старую – до дна! За счастье прежних дней! С тобой мы выпьем, старина, за счастье прежних дней, – насмешливо произнес дым, и Яков осекся.

Дрожащими руками подергал свою кучерявую бороду, закрыл на миг глаза. И медленно кивнул.

– Да, я помню эти строчки, Коллахан, – едва ли не шепотом сказал Правитель Боргвендама. – Я помню.

– Итак, вся эта затея изначально была планом Летописца? – раздраженно оборвал обмен воспоминаниями Димитрий. – Но почему нельзя было просто сказать нам правду?

Дым почернел, взвился, и лицо Коллахана вдруг стало почти осязаемым. Злое лицо старика с огромной белой бородой и тусклыми глазами. Когда-то они были зелеными. Когда они были, как мои…

– Ты мне нанес, как друг, удар коварный сзади. Ах, будь моим врагом, хоть дружбы ради, – почти прорычал Летописец, и все замерли, опустив глаза.

– Потому что Коллахан давно нам не верит, – печально резюмировал Яков. – Никому из нас.

Дым с достоинством кивнул.

– Но чего ты хочешь? – со злостью спросил Димитрий. – Ты закрыл свои земли десять лет назад, сразу после раздела. О твоем Королевстве ходят жуткие слухи, и ты не спешишь их опровергнуть. Ты не отвечаешь на послания и не принимаешь гонцов. По крайней мере, от меня. Зато присылаешь своего прислужника? Объясни, что все это значит!

– Коллахан был уверен, что ты именно тот, кто захочет отменить исполненное желание, чего бы это ни стоило, – вместо Летописца ответил Фрейм, и Коллахан снова кивнул. – С остальными такой уверенности не было, но ты и твое желание…

– Довольно, – угрожающе сузились белые глаза Димитрия. – Значит, Коллахан давно вынашивал этот план?

– Зачем нам выпало так много испытаний? Неужто жизнь в плену и есть предел мечтаний?* – прошептал Летописец. – Настало время.

– Время для чего? – спросила Габриэль.

Коллахан посмотрел на нее, и его лицо стало угловато-резким. Словно легкий дым обрел жесткость камня.

– Прекрасный облик в зеркале ты видишь!*– рявкнул он.

Габриэль побледнела, безотрывно глядя на Коллахана. Кажется, даже ее яркие глаза стали бледнее.

Глаза, зеленые как папоротник Соларит-Вулса.

Я снова посмотрела на Летописца. Потом на Габриэль. Дым рисовал нечеткий портрет, создавая размытую картинку. Словно на акварельный рисунок плеснули водой, и он потек, изменяясь. Да и краски все серые, нечеткие. И все же, все же…

Я вдруг увидела сходство. Старческого мужского лица с юным лицом златовласой Габриэль. Тот же рот, словно выгнутый дугой лук. Те же скулы и высокий лоб. И крохотная родинка у левого века.

И те же глаза, словно папоротники Соларит-Вулса.

О нет. Краски совсем иной местности когда-то отражались в глазах юных брата и сестры, Коллахана и Мэрид. Изумрудные травы и холодные воды глубоких озер, чистое небо далекой северной страны и вересковые поля у подножия суровых скал. Кровь горцев, текущая в наших венах, и тайны древних дольменов, охраняющих подступы в мир моего детства. Вот что напитало зеленью наши глаза, вот что вылепило наши лица.

И вот что украла Габриэль.

В моей памяти мелькнуло иное лицо – смуглое, как у местных ихрин, кареглазое и большеротое. Десятки тонких черных косичек, торчащих во все стороны, и мягкие движения невысокого, но крепко сбитого тела. Такой была Габи до эры исполнения желаний. Соларит-Вулс всегда был ее родиной, и она была воплощением этой местности. Но пожелала стать иной.

Стать мною.

Лучшей версией меня.

Волосы Мэрид не были настолько золотыми, а кожа настолько безупречной. Ресницы не казались черными опахалами, а фигура не поражала вылепленным совершенством. Но все же это были мои черты.