Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

После мучительной революционной операции по социальному преобразованию общества и восстановления национального хозяйства перед новыми и энергичными политическими силами прежняя задача вновь встала в полный рост. По причине внутренней специфики советского общества она уже утратила свой прямолинейный национальный прагматизм «Великой России» и предстала облаченной в новые одежды коммунистической партийной доктрины. «Бесклассовое общество», «царство труда» и т. п. — вся эта идеологическая шелуха была терпима в реальной политике лишь постольку, поскольку доктрина научного коммунизма не противоречила, а напротив, всецело было ориентирована на приоритетное развитие передовой индустрии. Партийная программа построения социалистического общества предполагала рост промышленного сектора экономики, изменения социальной структуры общества за счет увеличения численности рабочего класса. Топтание партии в рамках нэпа таило в себе угрозу отхода на позиции интересов частного капитала и мелкокрестьянского хозяйства. Требовался промышленный рывок, для которого были необходимы инвестиции, вложения капитала. В СССР необходимого капитала не было. Объективно существовали два источника получения необходимых средств: внутренний — за счет увеличения налогов, ужесточения эксплуатации населения страны, и внешний — кредиты и помощь более развитых промышленных стран Запада. Попытки приманить западных капиталистов за счет раздачи концессий еще при Ленине неизменно оборачивались ничтожным результатом. Вопреки ожиданиям коммунистического руководства обещаемые проценты на капитал не стали для мировой буржуазии достаточной платой за риск сотрудничества с враждебным и непредсказуемым партнером. Уверенность в том, что мировое хозяйство не может восстановиться без российских ресурсов, оказалась неоправданной. Вместо отпавшей России на выручку западноевропейской буржуазии пришли Северо-американские штаты с их потенциалом и планом Дауэса.

Вопрос о концессиях в большевистском руководстве представляет собой наиболее характерный пример разного рода шатаний в попытках примирить революционную идеологию и государственный прагматизм. Вначале — категорическое отрицание, национализации и конфискации. Затем, еще в период военного коммунизма, в 1919 году идея концессий возникает как обходной путь политического соглашения. Далее несколько лет концессионных разговоров и в 1925 году вновь поворот вспять. Сталин еще не был готов к тому, чтобы приглушить идеологическую войну против буржуазного общества и встать на позиции развития традиционных межгосударственных отношений с капиталистическими странами. В условиях незавершенной борьбы за власть он боялся ослабления верного ему ЦК в результате деидеологизации внешней политики. Идеология, наряду с кадровой политикой, продолжала оставаться важным инструментом партийной верхушки в укреплении своей власти. Поэтому летом 1925 года Сталин решительно выступил против попыток со стороны «работников внешней торговли» отбросить партийную доктрину интернационализма[725]

.

Идеологический барьер стал непреодолимым препятствием на пути интеграции хозяйства СССР в мировую систему, поэтому помощь и кредиты Запада могли подойти к коммунистическому руководству Советского Союза только в случае победы там социалистических революций. Только «мировая революция» могла стать внешним кредитором строительства социализма в СССР.

Уже не первый год, не ведя формально войны, Советская Россия фактически все время находилась на военном положении, питая своими материальными ресурсами революционное движение и восстания во всем мире. «Все это делалось за счет нищего, истощенного войной и революцией русского крестьянина, хозяйство которого приходило в состояние полной ветхости и обнищания и участь которого уже почти ничем не отличалась от участи тех колониальных народов, во имя интересов которых происходила такая безжалостная, беспощадная и бессовестная эксплуатация»[726]

.

В случае признания партией внешнего источника как единственно возможного и «мировую революцию» как главного кредитора строительства социализма в СССР, внешнеполитический аппарат РКП(б) в лице Исполкома Коминтерна и его председателя Зиновьева приобрели бы приоритетное значение в партийной политике. Отсюда идеологическая полемика вокруг вопроса о возможности построения социализма в отдельно взятой стране приобретала вполне практическое значение в борьбе за власть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука