Ордынский волк. Самаркандский лев

– Зачем это? – строго поинтересовался Киприан.

И воевода Кручина уставился на молодого князя.

– Надо, – сказал тот.

– Владимирцев благодати лишать, да еще на краю гибели? – вопросил митрополит.

– Мне сейчас до их благодати дела нету. А гибель у нас общая будет, если этот людоед сюда пожалует. Надобно привезти икону и устроить многодневный молебен.

– Вон оно что! – тихонько воскликнул Кручина, только теперь смекнув, какое дело задумал князь. – Стало быть, так беду заговорить хочешь, а, Василий Дмитриевич?

– Хочу, – честно признался тот. И вновь посмотрел на митрополита. – Именем Господа заговорить. Он нам всем судия, но и Спаситель тоже Он!

– Добрая мысль, пресветлый князь, – задумался Киприан. – Очень добрая. Икона может помочь, если в сердцах вера будет.

– Вот и проверим сердца наши, – сказал князь. – И с иконой этой вокруг Москвы объехать раза три. – Задумался. – А то и поболее. Не верю я в свои рати, а в Бога верю, оттого и решил так поступить. Сегодня дам тебе дружину – сам поезжай во Владимир, с тобой они спорить не станут. Всё от моего имени делай. И от имени Господа нашего.

– Все сделаю, князь, – поклонился митрополит Киевский и всея Руси. – Привезу Матерь Божью, заступницу нашу. Устроим великий крестный ход!

4

Сидя на коне, Тимур смотрел на пылающий город. Хорошо горят деревянные города! Словно их строят только для того, чтобы бросить в пасть огню! Праведному огню! Ведь город пылал языческий, неверный! Стоявший среди густых лесов, словно спрятавшийся от Господа! Тут отрицали Аллаха, вот и результат! И пылали жители его, изрубленные мечами чагатаев. Мужчины, женщины, дети, все! Город звался Елец, стоял на пути к Москве, столице русов. Тимур сжег уже много их городов. Но поначалу он входил в деревянные храмы, и гнев подступал и душил его. Он и прежде видел подобные храмы, но каменные, в горах – в Гурджистане и Армении! Что же он видел на стенах этих храмов? Лики! Русы именовали их «ликами Божьими»! Воистину – еретики! Как можно изображать Бога? Кто осмелится на такое? Только те, кому самая дорога в ад. Вот он и посылал их в ад – один город за другим. Отправлял в геенну. Сначала кавказских христиан, теперь ордынцев залесских, этих бородатых русов.

А как бедны они были! Какими нищими оказались их деревянные города! В сравнении с Востоком, где каждый город, только войди в него и оглядись, был похож на открытый сундук с золотом и самоцветами, города русов походили на тощие кошельки с медяками. Брать в этом краю было нечего! С них ордынцы всё уже взяли! Строители-русы ему тоже были без надобности – они все по дереву больше, а не по камню, а дерево уж больно горит хорошо, в жарком Самарканде что от него толку? Художники их, рисующие «лики», так их самих сразу в огонь! Только руки вначале отсечь и ослепить, чтобы другим неповадно было следовать их примеру! Оглядывая их деревянные крепости, стоявшие на лесных перепутьях, Тимур мрачнел, становился грозовой тучей, полной огненных молний. Чужой, враждебный край! И если пройтись по нему, то лишь во славу Аллаха, со знаменем газавата, более он ни к чему. Только женщины у них и были ценны – красивы и необычны, со светлыми волосами и светлыми глазами. Засмотришься! Залюбишься с такими рабынями! И ведь послушные – ордынцы за полтораста лет научили их смирению. Во имя Аллаха, вырезать всех мужчин, забрать женщин и детей в рабство и уйти назад.

Оставить позади пепелище, чтобы никто уже и никогда не поселился тут! Только дикие звери чтобы остались памятью о неверных.

Когда город Елец догорал, глубокой ночью, Тимур спал в своем шатре. Его грели наложницы, уложенные со всех сторон. Так он распорядился. И ордынки, и русские невольницы. Жен его в этом стремительном походе не было, и он мог поступать так, как ему заблагорассудится. Но неспокоен был в эту ночь сон Тимура. Тревожило его что-то. Мучило. Он стоял посреди темного поля, под ногами хрустело что-то. Он взглянул вниз – это были кости и черепки. Человеческие останки. Сколько сотен тысяч трупов он уже оставил позади себя? Никому не счесть. И не мучился он никогда тем, что делал, всегда считал, что следует воле Аллаха, а в этот раз было не так. И мучения были, и трепет был, которого он не испытывал уже долгие годы. И тогда он увидел, как по черному выгоревшему полю к нему движется свет. Тимур замер. Что это было? Кто это был?! И увидел он женщину, выходящую к нему из света. Она строго смотрела на него. От ее одежд исходило сияние, и над ее головой светился круг. Она встала напротив и не сводила с него глаз. От ее взгляда ему стало душно, хоть рви на себе залитую кровью кольчугу.

«Кто ты?» – спросил он.

Но она не ответила. В другой бы ситуации он приказал убить ее, да не волен был над ней. Она смотрела на него с презрением.

«Кто ты?» – повторил он вопрос.

«Уходи из этой земли, – вдруг сказала она. – Это мой народ. Я его заступница. Не гневи Господа – уходи прочь».

А потом повернулась и сама двинулась прочь от него.

«Кто ты?!» – третий раз крикнул он ей в спину.