– Потом мы нашли этих орелей, – тихо продолжал Лоренхольд. – Нашли уже ночью и до самого рассвета рассматривали их поселение. Затем выбрали место повыше, куда бы они не добрались, и залегли там, чтобы наблюдать днем… Заснули. А утром один из них нас обнаружил…
– Как так «обнаружил»? – не понял Фартультих. – Ты же говоришь, что нашли место повыше?
– Он… прилетел…
– Что!!!
– Тихтольн говорил – они не летают, – растерялся Роктильн.
– Летают, – прошептал Лоренхольд, но тут же вскинул голову и, волнуясь, быстро заговорил. – Но мы не знали!.. Тихтольн сам был уверен!.. Он не хотел… Мы думали, что только посмотрим.., убедимся в том, что дети Дормата выжили и это их потомки! Тихтольн не хотел зла. Он думал, что сделает орелям подарок… Все же переживали из-за погибших детей… А мы думали, разузнаем все,… прилетим, расскажем, успокоим… А вышло.., ничего хорошего не вышло…
Лоренхольд опустил голову и заплакал.
– Где Тихтольн? – сурово спросил Фартультих.
Юноша послушно оттер слезы.
– Когда этот орелин нас обнаружил, мы удрали… Испугались. Долго летели, пока не приземлились там, – он махнул в сторону окна, – на дозорной площадке. И тут Тихтольн сказал, что не может вернуться домой. Он… он плакал!
Лоренхольд снова зарыдал. Ему не мешали, но он сам скоро справился с собой и продолжил.
– Тихтольн решил вернуться к тем орелям. Он хочет умереть там с голоду, если, конечно, они его сразу не убьют. Я отговаривал, но он считает, что заслужил это. Хотел, чтобы я валил всю вину на него, но он невиноват… Хотя нет. Конечно, мы оба виноваты, но не так, чтобы умирать… Хотя… Флиндог… ой, мамочка, что же это такое мы наделали!…
Лоренхольд опять обхватил голову руками и принялся горестно раскачиваться из стороны в сторону.
Все молчали. Наконец Фартультих встал, пересек покои и остановился перед юношей.
– Тихтольн мог уморить себя голодом где угодно. Зачем возвращаться именно туда?
Лоренхольд поднял глаза на Иглона и тоже встал.
– Он хочет не дать им искать нас. Он сказал мне на прощанье, что многое понял. Тот орелин, когда нашёл нас, он что-то сказал. Мы его почти не слышали, но это был чужой язык. И их гнездовины чужие, и вся их жизнь… А его лицо… оно не злое, оно счастливое. Значит им хорошо там, как нам хорошо здесь… Тихтольн сказал, что понял это ещё раньше, вечером, когда мы отдыхали и загрустили о доме, но из упрямства не хотел в этом признаваться… А теперь…, теперь уже поздно.
Все ожидали, что юноша опять заплачет, но он словно застыл и невидящим взглядом смотрел через плечо Фартультиха. А навстречу ему таким же застывшим взглядом смотрел Правитель. И Роктильн, подойдя к молодым людям, понял, что Иглон услышал, наконец, ответ на мучавший его вопрос.
А Лоренхольд подумал, что никогда и никому не расскажет про камень с рисунком облака, уносящего орелинское яйцо.
Часть вторая
Нафин! Нафин!
Женщина стояла у самого входа в гнездовину и, закрываясь рукой
от солнца, что есть силы, кричала во все направления.
– Нафин!
По всему было видно, что она вне себя от возмущения. На ее крики из окрестных гнездовин выглядывали соседи, кто усмехаясь, а кто сочувственно качая головами.
– Негодный мальчишка, – пробурчала женщина себе под нос. – Вот только появись, я тебе так задам!
Она строго осмотрела улицу и заметила у своей ограды тоненькую улыбающуюся девушку.
– С самого утра сына ищете, Метафта?
– Опять летает, – женщина с досадой хлопнула себя по бокам. – Ну, вот хоть ты скажи, что с ним делать? Нахватался от отца всяких глупостей и ни о чем другом не думает, кроме как о полетах своих дурацких, да о Генульфовых записях.
– А вы его жените, – девушка кокетливо наклонила голову.
– Уж не на тебе ли? – расхохоталась Метафта. – Не-е-е-т, глупышечка моя, я слишком хорошо отношусь к тебе и к твоим родителям, чтобы так портить твою жизнь. Думаешь Нафина можно исправить? Ни-ког-да! По собственному опыту знаю. Я тоже когда-то считала, что своей любовью привяжу его отца к дому и хоть как-то образумлю. Но, нет! Уже десять лет, как он умер, а я всё мучаюсь. Только теперь с его сыном.
Девушка улыбнулась, едва ли слушая, что ей говорили. С большим любопытством, она осматривала окрестности, потом радостно подпрыгнула и указала рукой в конец улицы.
– Вон он идет!
– Оч-чень хорошо! – снова разъярилась Метафта. – Сейчас он получит! Сейчас узнает, как срамить меня на все Гнездовище!
Она решительно зашагала навстречу сыну, но уже по тому, как он бежал к ней, спотыкаясь и еле сдерживая себя, чтобы не лететь, поняла: случилось что-то невероятное.
– Мама, – орал юноша на всю улицу, – я… сейчас… там такое!..
– Да лети уж, – махнула рукой Метафта, – я все равно знаю про твои упражнения…
Нафин легко взлетел и в несколько сильных взмахов достиг своей гнездовины. В каждой руке он тащил по странному сосуду и сиял от радости так, как будто бы в них или на них и находились те самые пресловутые Генульфовы записи. Он плюхнул сосуды на землю и радостно заорал прямо матери в лицо.
– Я их видел, мам, видел!!! Пророчество сбывается!
– Кого ты видел?