Орелинская сага. Книга первая

В воздухе тоненько зазвенело, и откуда-то сбоку, видимо из входа в пещеру, вылетело небольшое плотное облако. Фостин проводил его изумленным взглядом, пока оно не скрылось из вида, и встал на ноги. Нужно было идти к отцу… Или не нужно? Услышанное испугало ореля. Он не все понял, но одно было яснее ясного: на отце лежит проклятие, он что-то вовремя не сделал, не сдержал какого-то слова, и теперь кто-то другой, которого избрала Судьба, исполнит проклятие и погубит Гнездовище. А если ничего не исполнять? Что тогда?

Он не успел, как следует поразмышлять, потому что в пещере, в этот момент, раздался страшный грохот. Решив, что с отцом что-то случилось, Фостин, со всех ног, помчался ему на помощь.

Вот – два валуна. Вот – проход,… но, что это?! Он наполовину завален! В оставшейся незакрытой части метался Генульф, поднимая камни и забивая ими вход в пещеру.

– Отец! – закричал Фостин. – Что ты делаешь! Опомнись!

– Ты!

Генульф остановился. В его глазах мелькнуло, на миг, радостное изумление.

– Вы пришли!

– Нет, я один.

Глаза отца потухли

– Один…

Тяжело, по-стариковски, он навалился на каменную кладку и, белыми от пыли руками, обхватил себя за голову. Лицо его вдруг жалобно сморщилось, и Генульф зарыдал.

– Никчемная жизнь! – всхлипывал он. – Никчемная!.. Никто не захотел… Рофана.., и ее обидел… Только ты… ты…

Он поднял на Фостина заплаканное лицо, минуту смотрел на него и, неожиданно закричал, со всей силой своей обиды:

– А знаешь ли, кто ты?! Ты – сын Дормата! Один из тех, семерых, которых я так и не искал! Нам с Рофаной тебя подбросила вот эта самая.., – он потряс рукой туда, куда улетело облако, – ещё в яйце, на том самом месте, где стоит первая гнездовина! И, если бы я тогда.., сразу… А теперь – все! Мне никто не нужен! Уходи! Ты, видно, подслушивал, и знаешь, что тебе делать!.. Трава Лорух не цветет! Этого никто не увидит!.. И те.., оттуда.., они никогда не спустятся в Низовье!.. А ты уходи! Иди куда хочешь, и не мешай мне, хоть раз в жизни, поступить правильно! Генульф снова, с удвоенной силой принялся закладывать вход, выкрикивая что-то бессвязное, но, когда осталось лишь небольшое отверстие, вдруг затих.

– Фостин, – позвал он смиренно, – прости меня. Я кругом виноват. Но Рофана не заслужила такой участи. Не говори ей ничего. Она легче перенесет мою смерть после обид, которые я ей нанес. А то, что ты здесь слышал – пусть не знает.

И старый орелин заложил последние камни.

* * *

Уже смеркалось, когда Фостин, позабыв про крылья, пешком вернулся в Гнездовище. На окраине Хорик достраивал свою гнездовину и поинтересовался, как там отец. Но Фостин лишь дико глянул на него и прошел мимо, ничего не ответив. Рофане, в тревоге ожидавшей его прихода, он сказал только, что Генульф в Гнездовище больше не вернется, и, как она ни билась, как ни выспрашивала, об остальном упорно молчал.

А ночью разразилась гроза. Страшнее никто из живущих на свете, наверное, не видел. Молнии с треском разрывали небо и обрушивались на хребет с такой силой и постоянством, как будто, весь гнев неба был обращен против него. Ветер, завывая, гнул деревья Кару к самой земле и, с дробным стуком, гнал по наклонной улице Гнездовища, сквозь водопады дождя, мелкие и средние камни. Все в мире замерло, следя за этим безумием и, наконец, свершилось! Оглушительный грохот потряс все селение, а когда перепуганные его обитатели выбежали наружу, они увидели, как в той стороне, где была Генульфова пещера, клубилось и медленно оседало под дождевыми потоками, громадное облако белой пыли.

Все, не сговариваясь, кинулись туда, даже не заметив, что гроза, как по волшебству, стала утихать. Те, кто летал, оказались на месте первыми и увидели нечто ужасное и невероятное. От того места, где была складка и ниже его, горного хребта больше не существовало. Словно гигантский нож перерубил его, раскрошив всю нижнюю часть. Безобразное месиво из огромных камней и переломанных деревьев простиралось далеко вниз, клином врезаясь в Долину. А на самом краю обвала, удерживаясь на нем каким-то чудом, лежал без чувств совершенно промокший Фостин.

Увидев сына и осознав, что случилось с ее мужем, Рофана упала в обморок. Поэтому, когда прибежали, наконец, остальные им, пришлось довольствоваться одним коротким взглядом на последствия катастрофы, и отправляться обратно, унося два безжизненных тела. Многие плакали, больше, правда, от испуга, но, в основном, все уходили подавленные. Было очевидно, что Генульф погиб в своей пещере и именно в тот день, когда рассорился с женой. Об этом почти все уже знали, (в маленьком Гнездовище трудно что-либо утаить), и печально качали головами, удивляясь, как это все так совпало.

У обрыва, правда, кое-кто остался. Это были дети Генульфа и бледная, испуганная жена Хорика. Она искала мужа, который вчера, едва закончив работу, собрался, сказал, что хочет сам поговорить с отцом, и ушел. До грозы он не вернулся, и сейчас его нигде не было.