Орфей. Часть 1 (СИ)

Надежда смутилась, аж покраснела, отчего сразу женственно похорошело её бесцветное лицо. Порозовел даже пробор на гладко причёсанной голове со стандартным старушечьим пучком на затылке. Она сбивчиво забормотала:

- Проходите, дорогие мои. Я так рада, так!... Здесь сегодня у нас только свои, никого посторонних. Ждут только вас. Вот и Генрих Арнольдович идёт. Он, знаете, заболел. Я сама не в курсе, что с ним такое, не говорит. Весь забинтованный, раненый, но всё равно, для него наука... это... - она смахнула слезинку, не в силах от волненья продолжать.

- Так у вас же что-то тут взорвалось вчера, - простодушно воскликнул Иван. Надежда только сделала "домиком" бесцветные бровки в знак удивления, даже не подозревая, как "закладывает" этим своего шефа. Неизвестно, чем бы закончилась щекотливая сценка, если бы разговор не прервался. Сотрудники лаборатории (двенадцать человек) наконец-то могли удовлетворить своё любопытство и дорваться до вожделенной Евы. Куча людей в белых халатах уже, толкая друг друга, кинулась к ней за автографами. Остальные, ещё в оцепенении, сгрудились вокруг и только, совершенно потеряв воспитанность, дружно пялились на неё, как на выходца с того света в самом буквальном смысле слова. Один из них, Феликс, даже уронил от волненья бокал и, страшно смутившись, застыл. Перед ним была та самая фантастическая женщина, о которой шумела пресса, и только ленивый не клеветал на неё, не недоумевал, не подбавлял собственных объяснений к тому, что не укладывалось в общие, веками устоявшиеся понятия реального и сказочного.

Феликс нервно сглатывал и, забыв о бокале, всё смотрел на Еву. Впрочем, остальные были в точно таком же трансе. А она в силу своей профессии, как рыба в воде, привычная к подобному вниманию публики, напротив, словно встряхнулась от этого, словно для неё зажглись огни рампы. Вздёрнула стриженой головкой в круглых локонах, оживилась, одарила всех своей блеснувшей жемчугом улыбкой актрисы и, ничуть не смутившись всеобщим ступором, подскочила к Феликсу, подняла бокал на ковре (тот не разбился), каждое её движение было нарочито-изысканно, подведённые глаза с её особым сияющим взглядом приковали всех своей юной прелестью - их распахнутостью, выражением какой-то счастливой детской открытости. Смотревший издали, несколько отстранённо Генрих невольно подытожил про себя: "Она ведь не красива, нет. С голливудскими ей не тягаться. Но она их переплюнула. Секрет её притяжения, наверное, в темпераменте да в этом ребячьем огоньке в глазах. Умеет-таки проложить путь к каждому сердцу."

Пока смущённый Феликс пытался объяснить, что он очень много о ней слышал и мечтал увидеть наяву (а Ева про себя с усмешкой добавила: "Любимую актрису его бабушки"), то кто-то неслышно подошёл к ним с подносом, на котором звенели наполненные бокалы, и раздался тихий, знакомый голос:

- Вот уж не ожидал тебя сегодня увидеть, Ева.

Она рывком обернулась, хоть и чувствовала его приближение и уже напряглась. Перед ней стоял Генрих. Ей было не до смеха при виде его бинтов. На неё смотрели холодные, полные затаённой боли глаза. Однако рот приветливо-салонно улыбался.

- Прости, что не пригласил тебя. Думал, тебе это будет неинтересно. Некая сугубо научная презентация, знаешь ли, в узком кругу. Мы собираемся вслед за роботом отправить в параллельный мир человека. Как тебе идея?

- Потрясающе. И тебе, конечно же, казалось, что такая легкомысленно-убогая личность, как я, не в состоянии подобным интересоваться?

Она взяла бокал с его подноса, какую-то секунду помедлила (на самом деле - проверяла своим сверхъестественным чутьём, нет ли в нём яда), потом, блеснув безмятежной экранной улыбкой, выпила. Генрих тут же протянул ей новый.

- За нас! - сказал он, глядя пристально и со значением.

- За твой успех! - провозгласила Ева.

Она и в простеньких узких джинсах выглядела королевой. С плеч её спадала бархатистая туника, скреплённая, как у римлян, драгоценными застёжками на плечах. Ткань изображала шкуру леопарда. Генрих, не отрываясь, любовался недостижимой ныне, той, которая когда-то его любила. Она читала в его душе, как в раскрытой книге, читала полную страсти повесть о борьбе ненависти и любви. Он всё смотрел, погрузился в себя... Из этой таинственной пучины его "вытащили" лишь какие-то деловые замечания, с которыми к нему подошла Надежда. Он не сразу понял её. Потом наморщил лоб, сразу посуровел и выскочил вслед за ней в складское помещение.