Орёл, несущий копьё [СИ]

Адлер на это лишь улыбнулся; в голосе баронессы была слышна умело прикрытая ирония. «Возможно, эта женщина знает, что её сын не умеет дружить. Возможно даже, она сознательно так его воспитала». И всё равно, она вызывала восхищение, никак иначе. Адлер бы с удовольствием поговорил больше с матерью Макса, но тут так некстати подошла другая родня с поздравлениями, и он вежливо удалился. Обе семьи — что жениха, что невесты — относились к нему с одинаковым высокомерным снисхождением. Хотя, после скандала с собственной помолвкой Адлер полностью перестал общаться с отцом, и это в определённой мере примирило его с семьёй матери — по крайней мере, смотрели эти родичи на него теперь не так испепеляюще. «Ничего, скоро подобные взгляды вернутся».

Деяна он приметил на другом конце зала; чуть в стороне от отца тот разговаривал с Гораном Тарбуком — кузеном Якова, высоким широкоплечим загонщиком хорватской национальной сборной. Младший брат Горана, Винко, выпустившийся из Дурмстранга лет пять назад, молча стоял рядом, слушая Деяна с большим интересом; он сейчас работал в Министерстве и, насколько Адлер знал, вместе с отцом активно пропагандировал идеи «Марша» в высших кругах Хорватии. Общаться в такой компании не хотелось — «Политики, кругом одни политики», — и Адлер отошёл к стене и остановился там, ожидая развития событий. По правде, он бы с превеликим удовольствием ушёл вовсе, однако не мог себе подобного позволить.

— Что это ты один стоишь, скучаешь? Неужто у Винтерхальтера не нашлось хорошенькой кузины, с которой ты бы мог пообщаться?

— Илья, — повернувшись к подошедшему юноше, Адлер улыбнулся, — за такие слова в другое время и в другом месте я бы непременно потребовал удовлетворения.

— Ты же знаешь, сразиться с тобой я готов всегда и с большим удовольствием, — отозвался Илья совершенно честно. — Можно даже без ставок… Хотя, — он обвёл взглядом зал, — думаю, здесь бы мы точно нашли тугие кошельки, готовые развязаться ради развлечения.

— Ты так и зарабатываешь боями? — спросил Адлер, неожиданно для самого себя увлечённый разговором с бывшим товарищем по обучению.

— А что делать? Отец продолжает пропивать то, что при деде было несколькими производствами, в том числе кораблестроительной верфью и крупной мастерской магических гуслей, цимбал и прочих народных инструментов; их и зачаровывать не надо было — сами сыграют, что захочешь. Выставил, козёл старый, нас с матерью на улицу — просто потому что так ему захотелось, да и, я слышал, он себе какую-то молодуху нашёл. Причём завещание отец составил таким образом, что наследство перейдёт ко мне только в случае его естественной смерти; до тех пор, а также если в его смерти будет хоть что-нибудь подозрительное, мне ни гроша не видать. А с учётом того, что дед мой, пусть земля ему пухом, дожил до ста двух… — он развёл руками.

— Ужасная ситуация, — посочувствовал Адлер — и вместе с тем задумался: что сын беднеющего, пусть и родовитого, но пьяницы может делать в таком месте?

— Да уж, — Илья вновь огляделся и повёл плечами, словно ему было неуютно. — Я потому так удивился приглашению Макса.

«Макс, значит, — Адлер слегка прищурился. — Что ж, возможно, Илья, тебя пригласили специально для меня… Макс так хочет продемонстрировать, что для вступления в Семёрку есть кандидаты помимо Георга?..» Он решил притвориться непонятливым.

— Но не можешь же ты всё время зарабатывать боями, — после недолгой паузы сказал он. — Не думал устроиться на какую-нибудь работу?

Илья засмеялся.

— Не поверишь, Грин, попал в самую суть вопроса. Я много куда пробовал, но в стране сейчас всё так плохо, что честных рабочих мест, по сути, и не осталось свободных, а в бандиты подаваться я не хочу. С другой стороны, после того, как Казаков запил и в итоге сбросился на Буяне со скалы — ты слышал, я полагаю, громкая в июле была история, — нового человека на место преподавателя боевой магии едва нашли, да и то контракт подписали только на год. Судя по тому, что я слышал от ребят, которые ещё учатся, учитель новый так себе. Ну, я списался с Фихтнером и Бергманом — они всегда неплохо ко мне относились, — и спросил, есть ли у меня шансы получить эту должность.

— Ты — в учителя? — удивился Адлер. — Не верю!

— Хочешь верь, хочешь нет, а когда голод придёт вместе со счетами за утлую квартирку и за лекарства для прихворавшей матери — тогда не так запоёшь. На боях я, конечно, неплохие деньги поднимаю, но это очень, очень ненадёжный доход. А Фихтнер и Бергман сказали, что могут замолвить за меня слово перед директором и попробовать договориться, чтобы меня уже в этом году, на весенний семестр, устроили в школу ассистентом, а там, глядишь, через пару-тройку лет и в преподаватели перейду.

— Да, это был бы идеальный вариант, — согласился Адлер.

Илья внимательно на него посмотрел.

— А сам не думал?

— О чём?

— Вернуться в школу, — он говорил абсолютно серьёзно. — Твои работы по трансфигурации были хороши, а Фихтнер-то не молодеет… Думаю, он был бы рад, если бы его лучший ученик занял его место за кафедрой.