Читаем Орленев полностью

дил девушку до пристани и посадил на пароход. В Кременчуге

ее встречал администратор труппы Орленева.

В гостинице для нее был приготовлен скромный номер, куда

ей приносили вкусную еду и книги; она запомнила среди прочи¬

танного издания по искусству, открывшие незнакомый ей мир;

особое впечатление на Павлову произвела монография о Леонардо

да Винчи и итальянском Возрождении. Обстановка в провинци¬

альной гостинице была грубо прозаическая, но ей казалось, что

ее окружает тайна: в самом деле, она почти ни с кем не виделась,

даже на улицу выходила редко, Орленев не появлялся, вокруг

мелькали и сразу исчезали какие-то любопытные лица, но она

терпеливо сносила это добровольное заточение. Так продолжа¬

лось до тех пор, пока не явился знакомый администратор и не

сообщил, что ей нужно готовиться к отъезду, вместе со всей труп¬

пой. Ее представили очень старой и очень бодрой актрисе Зве¬

ревой, которая по просьбе Орленева взяла над ней опеку. В прош¬

лом знаменитая исполнительница ролей старух в пьесах Остров¬

ского, она уже жила на покое, когда Орленев пригласил ее на

роль матери Бранда. В других пьесах Зверева занята не была,

«Бранд» шел редко, и она делила свои неограниченные досуги

с Таней Зейтман (вскоре гимназистка из Екатеринослава приду¬

мает себе псевдоним Павлова, явно тем доказывая свою верность

Павлу Орленеву), которая пока что занимала странное положе¬

ние в странствующей труппе — кандидатки в артистки.

Татьяна Павлова вместе с Зверевой «ездила в больших рус¬

ских вагонах, рядом с ней спала в купе и обедала... Как все ста¬

рухи, Зверева мало спала и много говорила, и первая рассказала

мне очень многое об Орленеве. По правде говоря, это были неве¬

селые и не слишком лестные для него рассказы. «Паша — так на¬

зывала она Орленева — сумасшедший, хотя и великий актер, его

эгоизм не знает границ». С каждым днем все более настойчиво

Зверева предупреждала меня о дурных намерениях Орленева:

в труппе у него уже есть подруга, которую он, видимо, решил

оставить и заменить «в понятных целях» молоденькой девуш¬

кой. Но хитрые и порой справедливые речи госпожи Зверевой

не пугали и не трогали меня. У меня было одно желание — стать

актрисой, во что бы то ни стало. И любая возможная жертва ка¬

залась мне легкой и допустимой, так велика была моя любовь

к театру».

В воспоминаниях Павловой об этом времени остались беско¬

нечные поезда, вокзалы, чемоданы, которые только что успели

распаковать и уже опять надо укладывать, и книги, которые

Орленев посылал ей для чтения и в которых она видела драго¬

ценное свидетельство его внимания к ней. Однажды во время

этих скитаний, проснувшись среди ночи в какой-то очередной го¬

стинице, она увидела рядом с собой свою мать. Не снится ли это

ей? Мать вела себя решительно, заставила ее одеться и, бросив

все вещи, спуститься в вестибюль, где их ждал отец. Быстрым

шагом они направились на вокзал. Она не услышала от родных

пи слова упрека, только ее свобода теперь была стеснена. Но уже

никакие затворы и запреты не могли ничего изменить. Через не¬

сколько дней, непостижимым образом минуя все препятствия,

к ней явился все тот же «небольшой человечек», вручил листок

с маршрутом труппы Орленева и затем «исчез, как призрак».

И дерзко, уже не соблюдая осторожности, она ушла из дому, на

этот раз ушла навсегда.

В Воронеже на вокзале по выработанному ритуалу ее встре¬

тил администратор труппы, но теперь, доставив ее в гостиницу,

прошел с ней прямо к Орленеву. «Удобно расположившись

в кресле, он пел, аккомпанируя себе на гитаре. Увидев меня, он

закричал: «Тильда, Тильда! Выше голову! Выше!»* Взволнован¬

ная встречей с моим божеством, я, как и он, одетая в матроску,

чтобы скрыть слезы, порывисто закрыла лицо руками, не заме¬

тив, что к ним пристала липкая бумага для мух. От стыда я го¬

това была провалиться сквозь землю, но Орленев держал себя

великодушно и стал отдирать злополучную липучку; чем больше

он ее тянул, тем крепче она прилипала. Наконец, справившись

со своей задачей, он сказал: «Это моя пеневестная невеста. Про¬

водите ее в ее комнату!»

Прежде чем оставить Павлову в отведенном ей номере, адми¬

нистратор, как по волшебству, достал из кармана тетрадку с тек¬

стом роли Агнес в «Бранде», один из эпизодов которой она до

сих пор вспоминает с волнением: бедная женщина по настоянию

мужа, во имя испытания духа, должна расстаться с вещами

своего только что умершего сына, отдать их цыганке, не помня¬

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное