«Орловщина» — восстание в Белом Крыму, 1920

Одновременно с приказом № 1 были выпущены воззвания к «трудящимся» — одни большевистского содержания, другие в эсеровском духе о «земле и воле», заканчивавшиеся призывом к рабочим записываться в отряд.

«Ревкомом в первый же день выступления, — говорит Шафир, — была послана делегация к Орлову с требованием немедленно освободить заключенных политических. Орлову пришлось бросить роль „дипломата“ и дать прямой ответ. Ответ получился отрицательный». На заявление Ревкома, что им будут посланы силы к тюрьме для освобождения заключенных, кап. Орлов ответил, что всякие выступления он будет подавлять всеми имеющимися в его распоряжении силами. Нормальная жизнь в Симферополе была нарушена, и все следили за развитием событий. Приходившим к Орлову «делегациям» он заявлял, что «молодое офицерство решило взять все в свои руки», но разъяснить это неопределенное сообщение он не старался…

Вспоминает Князь В. А. Оболенский Председатель Земской управы Таврической губернии при правительстве Крыма: «На углах улиц расклеивались объявления о происшедшем перевороте и обращения к учреждениям с предложением продолжать обычные занятия, а к населению — с призывом соблюдать спокойствие. Объявления эти были подписаны капитаном Орловым и губернатором Татищевым. Комбинация двух подписей — легального губернатора и восставшего капитана — производила странное впечатление, особенно после того, как в городе стало известно, что губернатор находится под домашним арестом. Домашнему аресту подвергнут был также начальник гарнизона и случайно находившийся в городе начальник штаба генерала Слащова.

Князь В. А. Оболенский — Председатель Земской управы Таврической губернии при правительстве Крыма

Так поступали с военным и гражданским начальством честным. Начальство нечестное было посажено в тюрьму.

Этой участи подвергся полицмейстер и начальник уголовно— политического розыска. Тут обнаружились такие дела нечестного начальства, что после подавления орловского бунта оно уже не могло вернуться к отправлению своих прежних обязанностей. Узнав о случившемся, я отправился в штаб Орлова, в знакомую мне „Европейскую“ гостиницу, чтобы уяснить себе положение. В штабе был полный порядок. По-видимому, военная дисциплина ничуть не пострадала от переворота. Все-таки сутолока была большая: поминутно являлись от различных частей за приказаниями, в приемной толпился всякий народ с жалобами, доносами, просьбами. Орлов, не привыкший еще к своему положению, принимал и выслушивал всех, авторитетно отдавая военные распоряжения и беспомощно путаясь в гражданских делах.