«Орловщина» — восстание в Белом Крыму, 1920

Что произошло и происходило на фронтах белой борьбы мы знали в лагерях очень и очень мало. Только в июне начали мы получать первые сведения с Юга России (из Крыма) и, между прочим, мы впервые услышали опять об Орлове. Сообщение, однако, не было утешительным. В русской газете «Варшавское слово» была помещена большая статья под заголовком «Обер-офицерская революция». В статье описывалось восстание кап. Орлова в Крыму. Прочтя заглавие и содержание статьи, я невольно вспомнил слова Орлова, сказанные мне при последней встрече с ним на бульваре в Симферополе в октябре 1919 года. Объяснялось в газете это восстание, как борьба рядового фронтового офицерства с высшим командным составом, творившим бесчинства в тылу армии, и сообщалось, между прочим, что Орлов повесил в Бахчисарае нескольких интендантов. Стоило вспомнить пребывание кап. Орлова в полку, его командировку в Екатеринодар, отъезд в Таганрог для отправки в Сибирь, встречу с ним в Таганроге, встречу и разговор с ним в октябре в Симферополе и сопоставить все это — и содержание газетной статьи становилось яснее; зная же, приблизительно, характер Орлова, не приходилось особенно удивляться написанному. Восстание Орлова, которое вошло в историю Белой Борьбы в Крыму под названием «обер-офицерская революция», «орловщина», «орловское движение», если судить по первому названию и по словам, сказанным мне в октябре 1919 г., было, очевидно, в мыслях Орлова уже в период его возвращения в Крым из Таганрога. Таганрог, очевидно, был последним поворотным пунктом в настроении и мыслях Орлова. Дон и Кубань не могли быть местом, где мысли Орлова могли быть проведены в действительность. Только Крым, где он легче мог ориентироваться, где его знали и где он был еще популярен, мог быть плацдармом для проведения в жизнь его мыслей. Имея беспокойный характер, он носился со своими мыслями. Не доставало подходящего окружения и подходящей обстановки. И то и другое, однако, вскоре появилось; его мысли претворены были в действительность. Как судьба дала в руки Орлова возможность осуществления своих мыслей, как он их провел и чем это кончилось, будет предметом второй части этого повествования.

2. Генерал Яков Слащёв-Крымский

В конце октября 1919 годя положение на всех фронтах Вооруженных Сил Юга России стало ухудшаться. Красные перешли в наступление, наши армии начали отступать, и к середине декабря образовалось три группы:

1) Добровольческая армия, отступавшая на Дон и Кубань; 2) группа ген. Слащева, отступавшая на Крым и 3) войска Киевской группы и Новороссийской области, отходившие на Одессу. Положение было очень серьезное, так как потери, как в людях, так и в материале, были огромны. Войска, самоотверженно защищая рубежи и истекая кровью, отходили в тыл, если еще не разложившийся вполне, то во всяком случае в состоянии сильного разброда. Политическое положение в тылу армии было очень неблагоприятное, и положение ген. Деникина становилось необычайно тяжелым. Говорилось даже о переворотах и тому подобном.

Тут стоит подробнее познакомиться с Командующим Крымским Корпусом, генерал — лейтенантом Яковом Слащёвым-Крымским ставшим прототипом генерала Хлудова в известном произведении М. Булгакова.

Поручик лейб-гвардии финляндского полка Яков Слащёв это был «прекрасный, весёлый товарищ вне службы». Больше того, «принося с собой улыбку и бодрость и неистощимую весёлость», «он был всеобщим любимцем». В нем «было нечто обаятельное» …Офицеры-финляндцы любовно называли его Яшкой — или Яшей. Однако для классического гвардейца «Яшка» был слишком своенравен. Не зря, похоже, его любимой песней была «Гори, гори, моя звезда»… Систему ценностей гвардейского офицера он принимал лишь в той мере, в какой она его устраивала! И то подчас с натугой. Пробыв в Павловском военном училище месяц, юнкер Слащёв едва не был отчислен: его натуре с трудом давалась «павлонская во всём отчётливость!» Только после бесед с ним командиров «Яша „покорился“, воспринял воинскую дисциплину и стал настоящим, отчётливым Павлоном».

Знак Павловского Военного Училища.

Но еще и десяток лет спустя не всегда вел себя как благовоспитанный офицер. Мог, например, если ему мешал громкий разговор, взять да и выпустить в потолок хаты всю обойму пистолета! «Этот жест был очень характерен для Якова Александровича и был не единственным того же порядка. И всё это совершенно серьёзно и не сердясь». То есть частью принятых в его кругу норм «Яшка» пренебрегал, не скрывая! А пресловутый белый ментик (гусарская короткая накидка с меховой опушкой), правда, со споротыми шнурами, в котором Слащёв щеголял весной 1920 года в Крыму? Это же ментик лейб-гвардии Гусарского или 3-го гусарского Елисаветградского полка! Разве может офицер носить форму чужой части? Не может — а вот «Яшка» носил.