Оружие холода

Сумерки теснила чернота наступающей ночи. Пурга всё крепчала и крепчала. Пара лошадей, запряжённая в сани медленно, но верно продвигалась навстречу неистовому ветру. Их хозяева, два мужика, примостившись на санях, то и дело отворачивались от снега, гонимого ветром и залепляющего глаза, лицо. Пурга выла, и от этого холод старательно напоминал о себе.

– Скоро заезжка, – проговорил один из них, как бы стараясь придать уверенности другому, то и дело озирающемуся на бескрайнюю степь.

– Жамбал, а мы на верном пути? – с сомнением спросил другой.

– На верном.

На верном ли, точно он не мог предположить. Был в этих местах всего один раз. Больше доверялся своим лошадям. Всегда в пути они научились не сбиваться с неё. Пурга закружила и хлестала не только в лицо, но и в бок. И вот лошади, словно почуяв что-то, сами прибавили ход. «Значит скоро заезжка, ишь, как погнали», – подумал он и от этого душа стала наполняться радостью. Всегда так. Дорожные лошади всегда что-то чуют, и если заезжка, тогда без всякого кнута устремляются туда, ибо там всегда подадут сена, а в лучшем случае и овса. Так и на этот раз. В степи расположилась та самая заезжка. Издали они заметили огни. Когда-то сюда завезли много леса и построили большой дом. В безлесной степи такое редко увидишь. Две собаки дружным лаем встретили их. Пока распрягали лошадей, вышел невысокого роста человек, оказавшийся подростком. Видать, помогает хозяину. Он отвёл лошадей в стойло и пошёл за сеном. За заезжкой спрятался маленький домик хозяев, который не сразу заметишь в темноте.

После неистовой пурги в бескрайней степи окунуться в уютное тепло четырёх стен и крыши над головой, дело приятное для странника. Треск поленьев в печи только подкрепляло это чувство. Широкий деревянный стол без скатерти, керосиновая лампа посередине, длинные нары от стены до стены. За стойкой сам услужливый и приветливый хозяин.

Они оказались не первыми постояльцами этой гостеприимной заезжки. За столом скромно заняли свои места старичок (и в таком возрасте куда-то его понесло), женщина с двумя детьми-подростками и мужик, лет около сорока. Мужик этот, дородный, слегка полноватый, одетый как-то не по-дорожному, быстро вскинул на них взгляд, а затем неспешно рассмотрел их немного надменным видом, и отвернулся продолжать своё начатое дело. А дело было приятным – ужин. Скоро и перед ними стояли миски с жирным супом и кружкой чая. Что ещё надо дорожному человеку? Их огромные тени на стене, падавшие от керосиновой лампы, в точности повторяли их движения за ужином. Хозяин подбросил ещё дров, отчего треск поленьев в печи усилился, этим и без того добавив тепло. Приятно. Удобно. Уютно. Поужинать, прилечь и крепко уснуть на широких нарах до самого утра. Утром снова в путь. А суп оказался отменным. Зелёный чай с молоком только добавлял это. Никто ни с кем не разговаривал. Все наслаждались теплом и тишиной уютной заезжки, в преддверии наступающей безмятежной ночи.

В тишине долгожданного уюта Жамбалу послышался какой-то звук. Он шёл сквозь завывание пурги и был тихим, и походил на цокот копыт. Может, послышалось. Но, нет. Звук повторился. Отдалённый, от коней взявших галоп. Он стал понемногу нарастать. Слух уловил это. Цокот копыт как тихая дробь барабана. Что-то невероятно завораживающее было в этом звуке, как тихая, монотонная музыка, очаровывающая душу. На время, отложив столь приятное дело, все прислушались к нему. Завывание пурги и этот цокот копыт вместе создавали магическую музыку ночи в бескрайней степи. Но вот она стала нарастать и приближаться. Закружила вокруг, обдавая ароматом волшебства. Ржание коней внесло в эту магию музыки вполне земное очертание. Ужин продолжался. Ещё кого-то застала пурга в дороге.

Они вошли тихо, без единого звука. Их тени громадным ростом отразились в стене. Пятеро мужиков, проворных в движении и всегда в седле, застыли, переступив порог. Выделялся среди них одноглазый. Правый глаз отсутствовал, и вместо него зияла пустота, которую он не закрывал повязкой, что придавало безобразность и к тому же страшный, грозный облик.

Глаза у дородного мужика забегали. Он перестал есть, тогда как остальные продолжали. «Хунхузы». – подумал Жамбал, не сомневаясь в этом. Ему доводилось слышать об одноглазом. Он никогда не бывал в этих краях. Одноглазый и его ребята орудовали далеко от этих мест. Тот ли?

Они молча уселись за стол. Подавал им один из них, молодой, совсем юноша. Видать, он находился на заре постижения этого ремесла, если назвать это ремеслом. За столом они не обронили ни слова. Тишина из уютной переходила в тишину угнетающую.

– Жамбал, куда путь держишь? – тихо, полушёпотом спросил один из них.

Он внутренне вздрогнул от неожиданности. Внимание этих пятерых, да и остальных мирных путников дороги, и даже хозяина заезжки обратилось на него. Взгляды их не почувствовать нельзя.

– Дела сделал, домой еду, – ответил он также тихо.

– А-а-а, – протянул спросивший и продолжил ужин.