Оружие Вёльвы

– А думается нам, она и ему была денег должна, – подхватил Фроди. – Раз уж у них такая семья нечестная, они долгов могли столько набрать, что честному человеку и не снилось! А она, выходит, от всех сбежала и к тебе прибилась!

– Это твое дело, Эйрик конунг, кого к себе приближать, мы в твои дела не вмешиваемся! – продолжил Кальв, будто они вдвоем исполняли разученную песню. – Но просим, чтобы наше дело ты рассудил по справедливости!

Эйрик не мешал им болтать, хотя едва ли эти сбивчивые речи могли прояснить ему суть дела. Пристальный взгляд его темно-серых глаз не отрывался от лица Снефрид, и у нее было чувство, будто душу ее гнетет нечто очень, очень тяжелое. Как будто над тобой нависает скала, способная вот-вот рухнуть. А ты скован чарами и не можешь бежать, не можешь даже шевельнуться. Все ее благополучие было основано на благосклонности Эйрика. Если она лишится этой благосклонности, дела ее станут совсем плохи.

Мысль ее работала ясно, открывая ей правду о ее положении. Фроди и Кальв с их притязаниями – мелочь. Их обвинения – мышиный писк. Но теперь Эйрик знает, что все эти дни она его обманывала. Это гораздо хуже. Вот-вот раздастся грозный медвежий рык…

– Мы слыхали, что она здесь велит называть себя Хравнхильд, – продолжал Фроди. – Но только нас с толку не собьешь, Эйрик конунг, не собьешь! Мы ее с рождения знаем! Всю ее жизнь, сколько она жила в Оленьих Полянах у отца, потом у мужа на Южном Склоне, потом опять к отцу воротилась. Назови она себя хоть Грима, хоть Льота[35], мы-то ее в любом обличье узнаем, в любом!

– Итак, – сказал Эйрик и слегка повернулся к Снефрид.

Это маленькое слово было будто первый камень той скалы, что вот-вот сорвется.

– Эти люди говорят, что ты… Снефрид дочь Асбранда, должна им двести с чем-то эйриров серебра, но скрылась и не хочешь платить долг.

– Эти люди лгут, если они сказали так, и прекрасно об этом знают, – ответила Снефрид, бросив презрительный взгляд на тех двоих.

– И в чем же они лгут?

– В том, что я должна им денег. Они уже подавали жалобу на тинге, но даже Бьёрн конунг не удовлетворил ее. Теперь же они пытаются выловить свою рыбу в мутной воде, потому что знают, что в чистой воде их рыбалка не удастся!

– Но все знают, что Ульвар, ее муж, проиграл товара на три сотни серебра! – закричал Кальв. – А из него две трети принадлежали нам!

– Еще и муж? – Эйрик поднял брови, выражая изумление. – У нее есть муж?

– У меня есть муж, – подтвердила Снефрид. – И пока он жив, пока не получены верные известия о его смерти, никто не вправе требовать что-то с меня! А к тому же, Эйрик конунг, они пока не смогли доказать, что Ульвар товар проиграл. До того нам было известно совсем другое. – Она насмешливо прищурилась. – Четыре лета назад ты напал с твоими людьми на несколько кораблей, принадлежавших Бьёрновым торговым людям. Ты захватил корабли и товар, а людей с них продал в рабство. Там был и тот товар, о котором они ведут речь. Возможно, они считают, что за этот товар кто-то им должен. Но тогда это скорее ты, чем я!

– Вот как? – Эйрик был так изумлен, что хлопнул себя по колену. – Так это я во всем виноват?

– Что там был за товар? – спросил Хагаль.

– Это была пушнина, насколько мне известно, куницы и даже соболя из Гардов.

– Четыре лета назад? – воскликнул Альрек. – У Готланда? Вроде я что-то такое припоминаю!

Поднялся гомон: люди Эйрика вспоминали и спорили. Этот случай, как оказалось, многие помнили неплохо. По поводу пушнины возник спор: одни считали, что она там была, другие говорили, что пушнина была на другое лето, и были те корабли не Бьёрновых людей, а каких-то купцов из Гардов, и везли они не соболей, а черных лис и бобров.

Снефрид слушала, ни жива ни мертва. Когда они с отцом толковали, чего им ждать от этой тяжбы и смогут ли Фроди с Кальвом найти нужных свидетелей, ей и голову не могло прийти, что таким свидетелем окажется сам Эйрик Берсерк! И возможность его расспросить возникнет, когда будет менее всего нужна. Она успела вспомнить Лейви Рокота и его товарищей – может быть, они засвидетельствуют, что Ульвар жив, тогда этим двоим придется от нее отстать. Но не выдадут ли они при этом убежище Ульвара? Опасаясь этого, она молчала о такой возможности.