– Как она умерла? – Эйрик повернулся к ней, держа в руке длинный конец обмотки.
Снефрид еще раз глубоко вздохнула и стала рассказывать – как услышала ночью собачий вой, как они с Рандвером приехали на Каменистое Озеро. Даже то, как собака принесла ей жезл вёльвы. Эйрик слушал, сидя неподвижно, и только под самый конец опять занялся обмотками. Снефрид рассказала, как на вторую ночь умер ее отец, как в то же утро Вегард убил Рандвера и она осталась в доме с двумя покойниками… Голос ее поневоле дрожал, она обхватила себя руками за плечи. Эйрик, к тому времени успевший раздеться и лечь, успокаивающе положил руку ей на колени. Похоже, сердиться он наконец перестал, осознав, что́ ей пришлось пережить ко дню встречи с ним.
– Когда я вдруг услышала возле дома твой голос, я подумала, что это Вегард.
– Разве похоже?
– Нет. Но я была слишком потрясена и всего боялась. Я понятия не имела поначалу, кем ты можешь быть, что за человек ищет Хравнхильд. Я подумала, когда этот человек увидит в полутьме у стены серую женщину с черным лицом, он закричит от ужаса и убежит без оглядки.
– А я не убежал.
– А ты повел себя, будто ничего другого и не ждал.
– Так и было. Я ее другой не видел. То есть… – Эйрик сдержанно хмыкнул, – чего я не видел, как это платья. Маску видел.
Снефрид прикрыла лицо рукой. Маска его, значит, не удивила, а платье удивило…
– Ту белую нить начала прясть Хравнхильд Я закончила, в тот же день, когда она умерла. И когда я обмотала тебя ею, я на самом деле стала твоей вирд-коной. Обмана никакого не было. Просто ты не знал, как меня зовут. У меня не хватило духу сразу сознаться, что я не она… Ну, это ведь Хравнхильд знала тебя с рождения. А я тебя совсем не знала, а то, что я слышала, меня скорее… смущало.
Эйрик лег на спину и помолчал.
– А зачем ты согласилась со мной ехать – чтобы уйти оттуда? От этих двух ушлепков?
– Да. И от Вегарда. До этого я хотела поехать к твоей матери и попросить, чтобы она нашла людей, чтобы переправили меня в Альдейгью.
– Зачем тебе в Альдейгью?
– Я собираюсь найти моего мужа.
– Что? – оживленно спросил Эйрик и повернулся к ней, опираясь на локоть. – Так он там?
– Он в Гардах. Я найду его, и мы опять будем жить, как все добрые люди. Мне только нужно как-то попасть туда.
Снефрид замолчала, но Эйрик легко услышал в этом молчании просьбу.
– Не сейчас, – сказал он чуть погодя. – У меня других дел полно…
Он еще помолчал. Снефрид знала, о чем он думает.
– И ты ведь не можешь уйти, не доведя дело до конца. Чтобы я всю жизнь не мог призывать «боевую ярость».
– Я понимаю… – беспомощно пробормотала Снефрид.
– И лучше поскорее. Не знаю, когда мне придется идти в бой, но это может быть когда угодно. Хоть завтра. Дед не просто так сидит-скрипит в Уппсале, он там войско собирает.
Снефрид молчал – он прав.
– Чего ты так боишься? – Эйрик опять положил руку ей на колени. – Меня? Я с первого дня был с тобой очень учтив. Даже там на озере, где мало кто смог бы… быть учтивым.
– Но ты же… Это же значит иметь дело не просто с мужчиной… а со зверем. Я ведь не имею того опыта, что моя тетка! Она была очень отважная женщина, а я… Мне страшно.
– А мне, думаешь, не было страшно? Тогда, девять лет назад? Одину не было страшно? И Фрейру? Не будет страха – не будет перехода. Этому-то тетка тебя научила?
– Эйрик, прошу тебя, подожди еще немного! – взмолилась Снефрид и накрыла его руку своей. – Теперь ты знаешь… что я не Хравнхильд. Что ничего такого… со мной еще не было. У нас не было.
Ее наполняло двойственное, противоречивое чувство: прикосновение его теплой сильной руки было ей приятно, но от близости его тела захватывало дух. Не то чтобы он был ей неприятен; ее влекло к нему, но робость и нежелание расстаться со званием честной женщины сдерживали, заставляли упираться, пятиться, как упирается человек, которого подталкивают к прыжку в холодную воду.
Или она боялась отдаться в полную власть того небесного существа, что все увереннее осваивалось в ее душе? Спе-дисе не было дела до мелких страхов смертной женщины. Но прими ее Снефрид целиком – чего она потребует потом?
Эйрик меж тем стал поглаживать ее по колену под рубашкой, потом по бедру.
– Сейчас-то я не зверь, – намекнул он. – Своего мужа ты ведь не боялась.
– Я его четыре лета не видела.
– И никого другого тоже?
– Никого, конечно. Что ты. С кем бы я могла – со своим работником, что ли? Распутство меня никогда не привлекало.
Презрительно фыркнув, Снефрид улеглась и повернулась на бок, спиной к Эйрику.
– Хочешь сказать, что после перемены облика и омоложения моя диса опять стала девицей? – хмыкнул он.
– Не совсем так, – Снефрид беспокойно засмеялась, чувствуя, что ее решимость трещит и вот-вот сломается.