Осада (СИ)

Слезы накатили, но не принесли долгожданного облегчения. Да и могли ли принести? – едва ли. Он вздохнул, медленно выдвинул верхний ящик тумбочки, где стоял телефон. Холодная сталь тускло блеснула в свете фонарей. Карлсон только сейчас понял, как темно в его доме. Не увидел разницы меж потемками души и темнотой снаружи. Зажег свет и долго смотрел на рубленые формы ГШ-18. Надо же, пришла вялая мысль, а его не так никуда и не убрали. Не избавились, как советовал Гиоргадзе. Карлсон осторожно вынул пистолет потрогал рамку затвора. Пальцы непроизвольно взяли рукоять, сжали. Карлсон вынул ГШ из ящика, поднялся и медленно вышел в коридор.

В больнице, не зря упоминали о Гаспаряне, он только сейчас начал это понимать. Ну конечно, как не сообразил раньше. Ведь семья Гаспарян живет напротив. Ничего удивительного что какой-то выродок, их родственник, убил его маму. Хачи всюду пролезут, особенно в медицину. Вот он, узнав, кто именно лежит в его палате, вкатил ей дозу лекарства, прекрасно зная, что ей запрещено применять. Ведь это есть в ее карточке. Такое не могут не знать. Но он… или она… да какая разница.

На часах было уже почти восемь. Отец задерживался, да это и к лучшему. Гаспаряны должны быть в сборе, глава семьи вернулся со своей стройки, жена из столовой, дети со второй смены. Он сильно вжал кнопку звонка и не отпускал, пока младшая, Аревик, не открыла дверь. Удивленно посмотрела на него, крикнула маме, кто пришел, и по привычке напомнила, что занятия с первого отменили, подтягивать ее по химии пока еще рано. Она даже улыбнулась ему, девчонка одиннадцати лет. А потом догадалась, что визит неспроста, спросила, что случилось. Он поднял пистолет и молча выстрелил ей в лицо. С брезгливым безразличием дернувшись, когда брызги упали на руки. А затем вошел в единственную комнату, занимаемую в коммуналке семьей Гаспарян. Второй и третий выстрел пришлись в отца семейства, четвертым он срезал мать, пытавшуюся телом закрыть дочь и взмолившуюся о помощи, но как-то неуверенно, а потому, негромко. Словно и она думала, что все это лишь нелепая шутка.

– Ну конечно, – ответил он, – нелепая шутка. – И выстрелил еще раз.

А затем, отпихнув ногой тело, всадил четыре пули в Наиру, его ровесницу, сжавшуюся у серванта и голубыми глазами умолявшую его о чем-то. Словно пытаясь напомнить нечто ненужное, вроде того поцелуя год назад. На который он так и не ответил. За стеной зашумели соседи, кто-то закричал о милиции, он усмехнулся недобро. Когда поднялся отец семейства, Карлсон всадил ему точно меж глаз еще одну пулю, ах, все-таки как удобно целиться и стрелять из этого пистолета. Вот так бы стрелял и стрелял. Жаль, хачи быстро кончились.

Кажется, последнюю фразу он произнес вслух. Потому как за стеной моментально затихли голоса, а в коридор вышли люди. Кто-то осмелился заглянуть из черного коридора в ярко освещенную комнату, занимаемую бывшей семьей. Карлсон обернулся и улыбнулся в ответ. А затем вышел из квартиры, сопровождаемый потаенными взглядами соседей, при виде его не проронивших ни слова.

Будучи не в силах успокоиться, он бродил по коридору, от площадки лифта до дверей своей квартиры, поджидая отца. Покуда створки не разъехались и оттуда не начали стрелять. Сразу, без предупреждения. Первые пули прошли мимо, так что он успел обернуться на стрельбу. И даже поднять пистолет, выбирая, в кого бы ему прицелиться. Но нажать на крючок не успел, что-то ударило в грудь. Коридор ушел из-под ног. Потолок немедля занял его место.

– Хачи пришли, – мрачно заметил он, попытавшись подняться. Нет, бесполезно, слишком тяжела ноша, что он несет. Неподъемна. И избавиться от нее оказалось совершенно невозможно, даже так.

Он закрыл глаза, а когда открыл, увидел перед собой склонившихся омоновцев – видимо, понял он, стреляли они. Сквозь каски не было видно лиц, но разве не круговая порука связывает их, вынуждая целиться ему в лицо? Он снова закрыл глаза, вздохнул. И больше не почувствовал ничего.

Когда выстрелы смолкли, а омоновцы разогнулись, переговариваясь негромко, двери лифта снова разошлись. Один из милиционеров, парень лет восемнадцати в нескладно сидевшей форме, с бронежилетом, больше похожим на короткое платьице, и каской, норовившей закрыть обзор, остановил вышедшего из лифта отца.

– Нельзя. Спецоперация. Вы тут живете? – отец кивнул. – В какой квартире?

– В тридцать шестой. А что случилось?

– Был сигнал, в тридцать четвертую какой-то парень с оружием ворвался, половину жильцов перестрелял.

– Вы его взяли? – омоновец засмущался, должно быть, не привык еще давать объяснения. Потому просто покачал головой. И добавил:

– Он отстреливался… Ну вы понимаете, эти пацаны, они же… – Отец отпихнул его, просунул голову в коридорчик. – Нет, куда вы, туда пока нельзя. Еще тело не вынесли. – И он кажется, догадался: – А вы его знаете?

Лицо отца окаменело. Теперь все равно.