Осада (СИ)

– Можете, – холодно отрезал Дзюба, скривившись. От Устюжного он не ожидал такой прыти. Хотя… ведь именно Глеб Львович предупреждал касательно губернатора, визита Яковлева… всю информацию он мог раздобыть только во время встречи. И что он намерен делать теперь? Эх, ведь несколько как бы случайно заданных вопросов многое могли открыть.

Дзюба долго молчал, Тикусемо пристально смотрел на него, так же не произнося ни слова. Наконец, Акио-сан произнес:

– Наше правительство намеревается выделить вам кредит в размере… сейчас не могу сказать с определенностью, но достаточно значительный, чтобы вы смогли оправиться от кризиса и наладить прежнюю жизнь, – косноязычие разом спало, Тикусемо заговорил как обычный житель Приморья, –  Скажу откровенно, речь идет о десятках миллиардов иен. Мы заинтересованы в вашей стабильности, как любой добропорядочный человек заинтересован в благополучии своего соседа.

– У нас говорят обычно иное: «У соседа корова сдохла. Пустячок, а приятно», – нехотя произнес Дзюба. Настойчивость представителя консульства начинала его беспокоить. К тому же ничего конкретного выведать не удалось. Тикусемо только поманил, ни словом не обмолвившись о цене за кредиты и гуманитарную помощь. Откровенно сажал на иглу вспомоществования, но даже понимая это, отказать ему Дзюба не мог. Так и расстались, сердечно пожав друг другу руки и поговорив о намерениях.

Выйдя из ресторана, он позвонил Устюжному. Тот долго не брал трубку, наконец, настойчивость Лаврентия взяла верх.

– Простите, что беспокою, – бесцеремонно произнес он, не здороваясь, – но я узнал, что вы сегодня тайком встречались с губернатором. Могу я узнать, какие цели носила эта встреча?

Устюжный с полминуты молчал, не в силах подобрать слова. Наконец, медленно произнес:

– Не буду спрашивать, откуда вы узнали. Я хотел вам сообщить обо всем в подходящее время, но раз вы так настаиваете…. Да, действительно, я встречался с губернатором по собственной инициативе, более того, позвонил ему и напросился на встречу, поскольку график у него плотный, он принял меня по дороге на объект. Мы поговорили о нашем будущем, в том числе обоих наших с вами организаций. Да, я просил за вас, Лаврентий Анатольевич. Дал за вас слово, что вы никакого отношения к незаконному митингу на Корабельной иметь не будете. В свою очередь получил от него уступки – никакого давления администрации на нас оказана не будет, задержанных же ваших активистов выпустят завтра, губернатор обещал переговорить с прокурором.

– Очень заманчиво, – Дзюба недовольно покачал головой. Всякий раз дела делались за его спиной, что Устюжным, что японцами – а его лишь знакомили с результатами деятельности. – Очень мило, что вы обеспокоились моей судьбой. Знаете, господин Тикусемо, с которым я сегодня встречался, предложил более заманчивый вариант: убежище на территории консульства в случае, если у вас с губернатором не срастется.

– Да вы с ума сошли!

– Я стараюсь, – немедля ответил Дзюба. – Потому и просматриваю все варианты. И выбрать постараюсь из них уже сам.

– Вы еще мало поварились в этом соку, и потому не понимаете…

– Глеб Львович, да не держите меня за ребенка. Ну поговорили вы с губернатором, ну согласились молчать в тряпочку, в обмен на мнимую неприкосновенность, так и скажите. Скажите, что отходите от дел, скажем, по состоянию здоровья. И ваши либеральные начинания будет продолжать кто-то другой, помоложе.

– Мальчишка! Именно о вас я пекусь, надеясь, что вы сами поймете суть… меж тем вы… да что я говорю, без толку.

Связь была немедля разорвана. Дзюба оглянулся по сторонам, выискивая филеров, не нашел ни одного, и отправился в свои апартаменты. Некоторое время возился с бумагами, потом обратился к секретарше и увлек ее в ресторан, а потом к ней на съемную квартиру, проплачиваемую из казны профсоюза.

Как ни странно, губернатор сдержал слово, утром Дзюбе позвонили, сообщив: невольники выпущены на все четыре стороны. Лаврентий перезвонил Устюжному. Долго извинялся, въедливый старик, помурыжив его нравоучительными беседами об искусстве договариваться с деспотией, восточном искусстве, о коем много чего мог рассказать тот же Тикусемо, наконец, сообщил, что все его мальчишеские выходки понимает, зла не держит, но пускай он сам ведет себя в рамках приличий и договоренностей. Дзюба обещал, не слишком охотно, но в силу сознаваемой перед Устюжным вины. Через час он получил еще одно СМС от Тикусемо и снова два слова: «одобрено, двадцать», на этот раз по-русски.

Сегодняшний день оказался пустым, правление профсоюза узнав о поблажках, закономерно отложило съезд до окончания визита Яковлева, с тем, чтобы уже после что-то решить конкретно. Один Лаврентий оставаться не мог, не было сил, он отправился к Наде и долго мучил и ее и себя, пытаясь выдавить свои переживания вместе с оргазмом. Когда это не помогло, прибег к коньяку.

76.