Осада (СИ)

Вот и сейчас ему приснилась какая-то глупость. Пригласил однокашник в армию служить. Дескать, мол, не хухры-мухры, а наша армия, православная. Валентин почему-то сразу согласился. Добрался до каких-то исторических развалин: почти загород, какие-то проулки, дворы, все грязью заросло. Приятель подвел к маленькому домику, скорее, сарайчику, в нем кроватей в два ряда и нет тумбочек – вроде как солдатская спальня. И поп, сообщивший, что тут обычно двадцать семь человек спит, как раз с Тихоновецким полный набор будет, и дал Валентину градусник. Он с этим градусником до вечера ходил, по журналистской своей привычке выясняя, чем обычная армия от православной отличается, затем вернулся в часть. Отдал градусник дьячку, на нем значились положенные тридцать шесть и шесть, но вот красной отметки не было, как и не было на градуснике других чисел, от начала и до конца его шли только заветные тридцать шесть.  Посмотрев градусник, дьячок сказал, годен, но сегодня не запишу, приходи завтра с утра. К собственному удивлению, Валентин ответил согласием.

И проснулся. Было еще темно, где-то глухо постреливали автоматы. Как-то не так, как обычно, вечно настороженное ухо сразу уловило эту разницу и настоятельно посылало сигналы в мозг, а вот он, со сна, не спешил принимать и обрабатывать. Наконец, понял и разом сел на кровати.

Стреляли со стороны участков: дробное тарахтение доносилось с противоположной стороны дома, потому звучало чуть глуше, чем обычные отстрелы, проводящиеся вниз по реке, вплоть до пересечения с Которослем. Но сейчас и голос автоматов был иной и продолжительность очередей увеличилась. Он подошел к окну. Тьма лежала на городе, всего начало пятого, самый час волка, до рассвета еще очень долго. В такие часы люди, проснувшись, часто лежат без сна, погруженные в себя, оглядывая внутренним взором жизнь минувшую и наступающую и не находя ни в той, ни в другой светлого пятна: тьма уходящей ночи захлестывала все, забирая надежды и оставляя только беспросветное отчаяние. За час до рассвета обычно и умирают, так и не дождавшись долгожданного пробуждения солнца, измученные бессонницей, навалившейся из ниоткуда, измочаленные думами, утратив последнюю связующую нить со светилом, которое с каждым днем отсрочивало свое свидание с миром на минуту или больше.

Валентин встряхнулся, вышел на балкон, стараясь не разбудить родителей, вдохнуть свежий воздух с реки и немного придти в себя. После сна, после…. Ухнула пушка, заставив стекла зазвенеть, а его подпрыгнуть на месте. Валентин попытался высунуться с балкона, чтобы понять, откуда стреляли. Автоматы затрещали плотнее. Кажется с района Северного кольца, от Шевелюхи. С тех участков. Новая стрельба. Нет, сейчас стреляли совсем с другого края, с Мостеца или Красного Бора. Или… мама беспокойно заворочалась, но не проснулась.

Стрельба усилилась, он накинул халат, вышел в коридор и тихонько открыв входную дверь, пошел на противоположную сторону дома, посмотреть, что же там происходит. Вот странно, только сейчас понял, что в руке сжимает мобильный телефон, нет, не для звонка, чтобы снимать. И поднял его, выбирая цель.

Соседние дома загораживали обзор, впрочем, не настолько, чтобы не видеть густых клубов дыма, растянувшихся сразу над несколькими участками. От самой Шевелюхи и до Филина.  Слабый ветер дул с Волги, так что гарь уходили далеко на восток. Стрельба же слышалась, казалось, отовсюду. Наконец, ухнула пушка, и в этот момент на его плечо легла теплая шершавая рука. Он вздрогнул всем телом и резко обернулся.

– Своих не узнаешь? – увидев дымы, отец разом перестал улыбаться.

– Не ожидал, что ты встанешь.

– Я ж пока не оглох. Стреляют, да еще как. В Анголе, помню, стреляли так только раз, когда войска прорвали оборону в Кахаре, а пограничники драпанули разом, кто куда. Южноафриканцы на внедорожниках рванули на север, с поддержкой вертолетов, с ходу смяли сопротивление в Куито-Куанавале, там база кубинцев была небольшая, и долгим марш-броском, не останавливаясь, к нам, в Менонгве. Ты не представляешь, что там разом началось. Как будто муравейник разворошили.

– Похоже, здесь тоже разворошили, – они оба помолчали.

– Ничего, сынок, если это воякам крупномасштабное наступление с перепоя мерещится, еще ничего. У нас в Менонгве, тоже ангольцы высыпали на улицы, кто из МПЛА, те документы жгли, кто из прифронтовых районов – в темноту сразу стрелять стали, не дожидаясь, пока оттуда вертолеты налетят и всех выкосят. Интересный факт, выносить не хочется, но не вспомнить не могу. Все, кто там воевал, отмечали, что местные вояки, что из Намибии, что из Анголы, не суть, страшно боялись грохота. Любого грохота из темноты. Буквально до того, что бросали оружие и ничком падали. При этом все знали об этой и собственной слабости и слабости противника, соответственно, так что при атаках устраивали такой шум, что мертвых бы разбудили… гм.

– Да уж, мертвых как раз разбудили.

–  Похоже те вояки испытывают подобный же комплекс. Кто там стоит, сынок, не в курсе?