Осень ацтека

Христианские коррехидоры и алькальды, а также христианские владельцы работных домов и принявшие христианскую веру местные тепицкуи — все они изощрялись в подобных жестокостях при полном попустительстве Святой Церкви.

Разумеется, в первую очередь существование подобных заведений объяснялось стремлением к обогащению, однако имелась и другая причина. Испанцы твёрдо убедили себя в том, что наши соплеменники, все до единого, ленивы, бездеятельны и ни за что не станут работать, если не заставлять их, пригрозив неминуемым наказанием, голодом или даже насильственной смертью.

Разумеется, это не было правдой. В прежние времена наши трудоспособные мужчины и женщины нередко призывались своими господами — местной знатью или Чтимыми Глашатаями на неоплачиваемые, по большей части тяжёлые и нудные работы на множестве общественных проектов. В этом городе, например, они варьировались от строительства акведука Чапультепек и до возведения Великой Пирамиды. И мои соплеменники всегда откликались охотно, с воодушевлением, потому что считали общественные работы не просто работами, а ещё одним способом общения. Они с энтузиазмом брались за любое поручение, если это преподносилось не как тягостная обязанность, но как возможность пообщаться и вместе поработать в хорошей компании. Испанские хозяева вполне могли использовать эту черту нашего народа с выгодой для себя, но они предпочитали плеть, меч, застенок, работный дом и угрозу сожжения на костре.

Я готов признать, что среди белых есть люди хорошие и даже достойные восхищения, тот же Алонсо де Молина, да и другие, кого мне ещё предстояло повстречать. А один чёрный мавр, близкий мне по духу авантюрист, стал моим верным союзником и другом. И ты, mi querida[4] Вероника. Но не будем забегать вперёд, о нашей встрече я расскажу в своё время.

Я готов признать также, что стремление свергнуть власть белых людей (а я очень надеялся на осуществление своих замыслов) объяснялось, по крайней мере отчасти, личной местью за страшную смерть моего отца. Возможно также, что мои помыслы не были полностью бескорыстны и благородны, но были в определённой мере сопряжены с честолюбием. Как и многим молодым людям, мне хотелось стать героем-победителем или, если тонали судит мне пасть в бою, быть с почестями встреченным всеми воинами прошлого в загробном царстве Тонатиукан. Однако клянусь, что первейшая и главная моя цель заключалась в том, чтобы поднять на бой все наши угнетённые народы и возродить из небытия старый Сей Мир.

* * *

Чтобы сделать свой уход из Мехико запоминающимся, я придумал поистине бурный прощальный салют. Хотя мне уже дважды удавалось устроить в городе переполох, всего за несколько дней тревога улеглась. Лишь порой на улице останавливали, обыскивали или раздевали подозрительного с виду человека, да и то и только на территории Тразы. Мне пришлось признать, что я по-прежнему нахожусь под неусыпным надзором шпиона из кафедрального собора, но я постарался, чтобы он не застал меня за занятием, которое вознаградило бы его бдительность.

Когда я рассказал Ситлали о своём замысле, она, пусть и поёжившись от смешанных чувств страха и радостного предвкушения, одобрительно рассмеялась и с охотой согласилась мне помогать. Так что, приступив к изготовлению целых четырёх плотно начиненных порохом глиняных шаров, каждый величиной с мяч для игры в тлачтли, я попутно стал посвящать её в детали своего плана.

— В последний раз, — посетовал я, — мне удалось лишь нанести пятно копоти на стену испанских казарм, да к тому же при этом случайно погиб проходивший мимо носильщик. На сей раз я хочу взорвать порох внутри здания. Уверен, это вызовет гораздо большие разрушения и не станет причиной смерти невинных людей. Правда, в таких местах всегда отирается несколько маатиме, но я не считаю продажных женщин невинными жертвами.

— Ты имеешь в виду то самое здание казарм в Траза?

— Нет. Улица там всегда полна прохожими. Но мне известно одно место, где — ни внутри, ни рядом — практически не бывает никого, кроме испанцев. И маатиме. Ты пронесёшь туда мои взрывчатые шары. Речь идёт о военной школе в укреплении на вершине холма Кузнечика, которое испанцы называют замком.

— Я должна внести эти смертоносные предметы внутрь? — воскликнула Ситлали. — Внутрь здания, заполненного и окружённого солдатами?

— Заполненного, да, но вокруг частокола растут старые деревья, и охраны по периметру практически нет. Да тебе и не придётся лезть через стену. Недавно я провёл целый день, бродя по окрестностям замка, присматриваясь к крепости из-за деревьев, и никто меня не заметил. Уверен, что ты можешь легко войти в цитадель и выйти из неё, не подвергая себя ни малейшей опасности.

— Хотелось бы и мне самой быть в этом уверенной, — пробормотала Ситлали.