Ошейник для Лисицы (СИ)

Собрав свои силы, я пошёл напрямик, практически против движения массы неприятелей, еле успевая отбиваться от выпадов, которые следовали с необычайной для меня скоростью. Но постепенно движение остановилось, и теперь это было не наступление, а простая схватка. Каждый выбрал себе по противнику; теперь важна была не масса, теперь победа решалась мастерством каждого из нас. Ещё раз атаковав, я выиграл короткую схватку с щуплым, но оказавшимся достаточно сильным гиеном, и снова пустился на смертельно опасные поиски своей жены. Но по пути я заметил нечто странное. Флёр, которую я потерял из виду раньше всех, стояла на четвереньках и держала ошейник лапой, будто у неё был приступ кашля. Она не видела остальной схватки, она стояла на коленях и не могла видеть, как сзади к ней приближается огромный толстый гиен с булавой. Расстояние до неё было достаточно большим, но никто, кроме меня, её не замечал. Я бросился на помощь, крича ей, чтобы оглянулась, но она не слышала меня. Гиен уже занёс булаву, когда я был достаточно далеко. Сделав усилие, я бросился к ней и повалил в сторону.

— Флёр, я тут между делом решил спасти твою шкуру! Что случилось? — я попытался привести её в чувство, но она глухо ответила мне:

— Уходи… Это мой бой…

— Что?

— Иди, помоги кому-нибудь другому… Я справлюсь, — в доказательство своих слов она поднялась с земли и встала на обе лапы.

— Как хочешь, — буркнул я и побежал дальше — искать Эмерлину. Но сегодня мне явно не везло. Практически сразу я наткнулся на Арена, который уже лишился своего белого плаща и вступил в неравную схватку с двумя гиенами. Вот тут-то и пригодились мои ножи, которые я даже из лапы не выпустил. Прибив одного из противников, я встал рядом с Ареном, покручивая меч. Гиен испугался, попятился. Как только мы почти загнали его в ловушку, поле огласил сильнейший рык, подобный грому. Это появился Клитус…

Снеся по пути дом, ещё пару раз рыкнув, он вошёл в битву, как в воду, будто не сражаться шёл, а купаться. Трупы гиен не просто стали появляться с огромной скоростью — они разлетались в стороны после каждого удара Клитуса.

— Арен, оставляю его тебе. Мне надо найти Эмерлину!

— Беги, — сразу понял он меня.

И я побежал. Прошло совсем немного, не больше часа времени, и я начинал волноваться за неё. Гиены отступали так же стремительно, как наступали, а я всё искал свою жену. Каждый раз, встречая глазами рыжее пятно, я сравнивал его с образом, который помнил как никогда чётко, и снова убеждался в своей ошибке. Я пробежал всё поле вдоль, но никак не мог найти её. Я уже отчаялся, как вдруг услышал громкий щелчок и страшный крик убитого гиена. Быстро обернувшись, я увидел группу лисов, которая догоняла отступавших гиен. Один из убегавших вдруг упал, а в следующий миг в него вонзилось несколько стрел. Так повязать убегающего могла только Эмерлина. Я тут же бросился за ними, пытаясь догнать, но они остановились сами, перестав преследовать гиен. Расталкивая всевозможных лисов — а их было больше трёх десятков, я прорвался в самое начало, где сразу же встретил её и упал в объятия. Как только мы обнялись, стало ясно: наша победа неизбежна. Но не успели воины начать шептаться между собой, как все услышали крик дочери Чака. Что она кричала, я не мог понять. Я бросился в сторону крика. За мной — все остальные.

…

Поперёк меча прошла маленькая трещина, нарушая его целостность. Силы, вложенной лисом в блок удара гиена, было достаточно, но его подвела казавшаяся надёжной сталь. Его два меча, лёгких и острых как бритва, закалённые во многих боях, в последний раз подвели его.

Послышался металлический лязг: меч гиена преодолел сопротивление. Кусок меча Чака отломился и упал около его лап. В следующий миг горячая от крови сталь клинка Тардифа пробила лёгкие доспехи лиса и вошла ему в грудь. Раздирая шкуру, ломая кости и разрывая на своём пути лёгкие, кончик меча проткнул сердце лиса.

Лис умер быстро. Не успел гиен вытащить меч из груди давнего врага, как тот закрыл глаза и пал замертво. Тардиф сжимал клинок, оглядывая тело лиса. Его врага больше не было. Он выиграл в честной битве и наконец-то — после двадцати лет войны — что-то решилось. Теперь Чак был убит.