ОСКОЛ. Особая Комендатура Ленинграда

— Ну, конечно, Астра! — Я еле удержался, чтоб не схватить ее за руки. — Я сейчас спихну эту бухгалтерию, и все.

Оставалось только уговорить Советку Полтавцеву отнести мои бумаги, но по дороге я был перехвачен комсоргом Жуковым и препровожден в красный уголок. Оказалось, что приехал товарищ из горсовета ОСОАВИАХИМа, ответственный за проведение стрелковой спартакиады.

Уполномоченный направлял нашу деятельность в какое-то русло, чертил схемки зеленоватым крошащимся мелком, вскрывал недостатки и тут же намечал пути их устранения. Потом на трибуну поперся начлагеря, потом комсорг Жуков обещал повысить общий процент попадаемости и, взывая к бдительности, поминал «еще живые тени врагов народа». Завели разговор про заводы, не отпускающие рабочих в снайперские школы…

Уже стемнело, пошел дождь, с громами и молниями, а вся эта говорильня продолжалась. Я попытался улизнуть, но начальник лагеря пришиб взглядом к стулу и сделал такое страшное лицо, что пришлось выдавать неловкую попытку за желание сесть подальше от окна. Когда «народный хурал» наконец окончился, я сразу убежал под прикрытием вставших разом инструкторов. Еделев не смог меня задержать — орать через головы в присутствии ревизующего товарища не решился.

Я выскочил на крыльцо.

Астра стояла под деревом, подняв к небу лицо. Прям беда с ней.

— Ты чего тут? Сейчас молнией бахнет — и тю-тю.

— Меня не бахнет, Андрей Антонович. Я вас жду.

Проклятье! Ну как ей, дурочке, объяснить? От избытка чувств я чуть не сказал ей что-то «эдакое». Надо себя в руках держать, а то бухну вдруг «милая» или вообще «любимая». Голову при ней я теряю, факт. Поэтому сказал, как можно строже:

― Курсант Далматова, вы промокли и замерзли. Возьмите мой пиджак.

Мне пришлось укутать снегурочку и отвести в инструкторский домик, в комнату Ветки — до палаток девчонок было около полукилометра.

Продрогла Астра изрядно. Хотя девчонки в нашем лагере неженками не числились, любую физкультурницу схватит пневмония, постой она пару часов на холодном ветру. Ее надо переодеть в сухое и натереть спиртом. Которого, правда, нет, зато есть похмельный самогон. И комплект чистой байки. Но как это сделать? Только от одного ее присутствия голова чумная, а надо как-то сказать: «раздевайся да ложись в постель».

Я опять нацепил маску сурового отца-инструктора и стал рубать команды: «Переодевайся вот в это, укрывайся вон тем, растирайся вот этим».

— А этим, это чем?

— Это?… м-мм… ― Я помахал в воздухе рукой. ― Это спирт.

Девушка подозрительно скосила глаза на мутное стекло фляги:

— Он больше похож на самогон.

— Ну, самогон. И ладно. Ты ж растираться будешь в профилактических целях.

— А я им буду пахнуть!

— Далматова! Тебя здесь нюхать никто не будет.

— А вы?

— А я пойду и принесу чего-нибудь горячего.

Астра откинула назад волосы и начала стаскивать рубаху. А я, ошпаренно выбегая, был остановлен ехидным вопросом:

— Товарищ командир, а как мне растереть спину?

Боясь повернуться, ответил удушено:

— Руку там… выверни посильнее, — и вывалился в коридор, сопровождаемый тихим смешком.

В коридоре, где я отдыхал, пытаясь придти в состояние близкое к норме, осуждающе глянул на меня с плаката «Механизация РККА» нарисованный красноармеец: мол, что это за сердечные знакомства в учреждении содействия обороне?! Тебе-то что, подумалось, махай себе флагом на броне, а мне что делать с этой вот… Мэри Пикфорд? Ведь сообразила, что я на нее не надышусь, и теперь будет чесать мелкой гребенкой. Девчонки это умеют. Легко! Махнут пальчиком, и взрослый мужик начинает бегать, как Барбос на выгуле. И самое в том ужасное, что я был бы счастлив прыгать около Снегурочки, приносить ей брошенную палку, и, заливаясь идиотскимлаем, крутить хвостом. Но не мог. Она сильно младше меня, может, еще в школу ходит. Кроме того, здесь в лагере она человек, за которого я отвечаю. Подопечная единица, так сказать. Хорош будет инструктор. Впрочем, не будет.

Чай мы пили с маленькими треугольными вафлями, найденными в тумбочке Ветки Полтавцевой, моей подружки детства и по совпадению коллегой. Астра сказала, что утерянные мои документы в её палатке, и что вчера ночью они с девчонками гадали на женихов по какому-то немыслимо старинному гаданию. Что ей выпало быть заколдованной принцессой, которую должен поцеловать жених — медведь из леса, — тогда чары спадут. И тут из леса выпал я.

— Так, значит, ты настоящая принцесса? — сказал я, любуясь Астрой.

— Это легко проверить, — ее зрачки по-кошачьи сузились. — Вы поцелуйте меня.

— Т-ты, спи давай. Десять часов уже, а ей целоваться на ум пришло!

— А что, в десять нельзя целоваться?

— Я тебе устрою тебе завтра! Пока мишень в яблочко не «поцелуешь», со стрельбища не уйдешь.

— Андрей Антоныч, вы где живете?

— Как где, в Ленинграде!

— Не, я знаю, что не в Торжке. В самом Питере, где?

— На Арсенальной.

— И что, арсенальские все такие?

— Какие такие?

— Такие, которые девушек боятся!

— Тебе, «девушка», в куклы еще играть! Или в этих… в пупсиков.

— Много вы прям знаете! — Астра по-детски обиделась и отвернулась к стене.

— Астра, ну хватит. Уже действительно поздно.