– Я не сдвинусь с места. Делинда может прийти в любой момент, если охранницы скажут ей, где я.
– Пусть приходит. Пусть видит. Пусть возьмет меня в плен прямо сейчас, если это единственный способ видеть вас каждый день. Раз уж вы не готовы бежать вместе со мной, я готов к плену прямо сейчас!
Он прочитал на лице Александра испуг и замешательство, перевел дыхание и продолжил спокойным тоном:
– Многое, что происходит с вами, на моей совести, но я пришел сегодня к вам вовсе не из-за этого, а из-за того, что должен был сказать еще давно. Ведь… Я люблю вас, Александр. Мне стыдно в этом признаться, но вот уже больше года это так. И я страшно жалею, что струсил и не сказал вам об этом раньше. Клянусь, я больше не хочу оставлять вас. И не оставлю. Сделаю все возможное для этого. Если мы не уходим прямо сейчас вместе, то я остаюсь с вами и добровольно сдаюсь в плен. Я не заставляю вас делать выбор. Какое бы решение вы ни приняли, я просто хочу быть рядом с вами. Самое главное, чтобы это решение было лучшим для вас.
– Ты… что? – спросил Александр шепотом. Слезами горькой радости заполнились его остекленевшие глаза.
Каспар приблизился. В этот раз король не отступил.
– Я люблю вас.
– Не верю, – покачал головой Александр. – Почему ты говоришь мне это?
– Потому что это правда. Я люблю вас и так долго это скрывал, что сам не могу поверить, неужели наконец-то говорю вам об этом. Я знаю, что своим отказом тогда причинил вам боль. Это было низко с моей стороны, необдуманно. Говоря прямо, я поступил как трус и страшно жалею об этом. – Каспар взял его за руку. – Прошу, позвольте мне быть с вами столько, сколько это возможно. Я люблю вас и готов говорить об этом вновь и вновь, столько раз, сколько нужно. Больше, чем произносил мысленно все это время.
Ничего прекраснее этих слов Александр в жизни не слышал, и ничто не заставило его усомниться в их искренности. Он разве что не верил, что ответ на его чувства все это время таился в закрытом сердце осторожного Шульца. Не верил, что испытывает такое счастье. Что ему выпала редкая доля ощутить радость взаимной любви.
Неужели это происходит на самом деле?
Каспар робко обнял его и был неуверенно обнят в ответ.
Александр вспоминал, как чувственно обнимал его после увольнения, вдыхал запах цитруса с нотками древесины и пряностей, чувствовал тепло его губ на своей макушке и биение его сердца. Ничего не изменилось с тех пор. Только теперь Каспар, отстранившись, не отпустил его, как в тот раз. В порыве всепоглощающей нежности он наклонился к его лицу, они соприкоснулись лбами, и Александр, схватив его за пиджак, встал на цыпочки и припал к его губам в долгом поцелуе.
У обоих кружилась голова, и мира вокруг для них не существовало. Они прерывались на пару мгновений, чтобы вдохнуть, и вновь забывались друг в друге, пока со стороны здания не послышались голоса покидавших собрание гостей. Александр прижался к груди Каспара, тут же обнявшего его крепко, словно не хотел отпускать, вместе с непередаваемой радостью испытывая чувство нарастающей тревоги от очередного выбора, который ему предстоял.
Завтра все изменится. Завтра будет война. Он должен сделать все, чтобы она не разрушила то единственное, что было ценно для него.
– Позвольте мне остаться рядом с вами. – Каспар поглаживал его волосы.
– Сегодня мне нужно во дворец, и завтра весь день я буду занят, но вечером приеду к тебе.
– Весь день вы будете где-то там? – Шульц взглянул ему в глаза.
– В Букингемском дворце. Обещаю, я приду. Ты живешь там же?
– Нет, я могу передать адрес Робин, но, Александр, я должен быть рядом с вами в такой день.
– Тебе пока нельзя во дворец. Я боюсь, что кто-то донесет о тебе Делинде. Хорошо, что она с момента своей подстроенной смерти живет далеко отсюда. Она не должна знать о нас.
– А если за вами кто-то будет следить?
Александр вновь крепко его обнял. Мысль о расставании была для него мучительна.
– Я буду осторожен, обещаю. Завтра вечером мы обязательно встретимся.
12
Бундестаг
Восставшее из пепла после Второй мировой здание Рейхстага собрало в своих стенах более трехсот членов Бундестага – имперского собрания, контролирующего армию, правительство и спецслужбы. В сером застекленном зале депутаты расположились на своих фиолетовых креслах из искусственной кожи в ожидании выступления канцлера, стоявшей у трибуны перед имперским правительством, советом старейшин и председательницей Бундестага. Это была белая женщина сорока лет – Верена Краузе – в идеально выглаженном сером атласном костюме, с собранными в низкий пучок каштановыми волосами.
Под неумолчный гул она перелистывала страницы своей речи на планшете, поглядывая на наручные часы. Когда те пробили десять утра, Верена положила перед собой планшет, выпрямила спину, продемонстрировав всем свою длинную шею, и начала: