Осколки Нашей Реальности

– Я и не… – Он наклонился над тумбой, чувствуя, как слабеют ноги. Поднял взгляд и вместо обеспокоенного канцлера, что-то говорившей о врачах, увидел черные пятна, медленно, словно капли краски на водной глади, охватывавшие весь обзор. В тяжелую голову ударил жар. Тело терзала холодная дрожь. К горлу подступила резкая тошнота. Силы покинули его столь стремительно, что канцлер чудом успела подхватить Сашу прежде, чем он упал на пол.

Последним, что он услышал, было:

– Вызовите скорую!

* * *

Вкус крепкого кофе из залпом осушенной чашечки отрезвил Делинду. Медленными круговыми движениями она помассировала глаза и вытянулась на своем кресле, чуть оттолкнувшись от рабочего стола. Бессонная ночь, проведенная в компании молодого человека – безымянного, но удивительно галантного и милого члена ордена, – сказывалась на ее деятельности. Даже новость о побеге Саши дошла до ее уставшего сознания не сразу.

Куда больше ее взволновала смерть Авроры – хоть и ржавого, но важного, а теперь утерянного ключика. Еще не получив полный отчет, она уже точно знала: умереть ей помогли.

Несмотря на устроенные Сашей и его предполагаемым помощником трудности, Делинда сохраняла спокойствие, абсолютно уверенная в быстрой гарантированной победе. Прямо сейчас, в одиннадцать утра, пока она сидит в своем кабинете и попивает кофе, треть которого состоит из горькой кофейной гущи, Александр выступает перед парламентом под гнетом тяжелых взоров депутатов, некоторые из которых в жизни не решатся открыть рот и высказать бурлящее с момента объявления войны недовольство.

«Все идет как надо». Делинда боялась похвастать этим даже перед самой собой. Многолетние поражения сказались на ее уверенности в любом начинании, и лишь врожденное упрямство и привитая отцом любовь к себе не дали ей сдаться.

Сколько себя помнила, сразу или после томительного ожидания она всегда получала желаемое. Порой с легкой отцовской руки, порой ей самой приходилось потрудиться.

Нужна всеобъемлющая отцовская любовь? Прикинься, что мать обделила тебя вниманием из-за младшего брата.

Приоритет среди детей? Притворством и харизмой докажи, что ты куда лучше робкого уродца Александра.

Делинда никогда не видела в этом ничего дурного. Скажи ей кто-то о подлости ее поступков, она смерила бы этого человека презрительным взглядом, сочтя его за глупого неженку и слабака, подобного нелюбимому брату. Нередко во время ссор родителей Делинда, сверкая довольными хитрыми глазками, поддерживала отца. Это была ее маленькая месть матери за те ночи, что она засыпала без ее поцелуя; за время их общения, безжалостно сокращенного ненавистным малышом Александром; за объятия, отнятые им же. Делинде было безразлично стремление матери подарить им равную любовь. До жгучей ревности она желала забрать ее целиком. Необходимость делиться родительской любовью стала для нее невыполнимой задачей, а лишение хоть крохи ее – невосполнимой потерей. Все внимание людей, даривших ей улыбки, всецело должно было принадлежать лишь ей. Тех же «смельчаков» вроде Александра, своим проклятым рождением осквернивших идиллию семейства Каннингем, она ненавидела всем сердцем. Само существование брата, ежедневное лицезрение его бледного личика и пугающих сиреневых глаз казалось Делинде нелепой ошибкой Господа. Он что-то, вероятно, напутал, посылая на свет такого уродца, и отвратительная сущность брата была тому неоспоримым доказательством.

Ни напоминания о родстве, ни добрые жесты не заставили бы Делинду полюбить его.

«Но хоть сейчас от него есть какой-то толк».

В дверь постучали.

– Это я, госпожа.

– Войди.

Янмей плавно открыла дверь и склонила голову.

– Одри Хьюз нашла человека, который может быть причастен к побегу Клюдера.

Делинда растянулась в кресле.

– Ты как обычно что-то мямлишь себе под нос. Говори громче, но не слишком. Голова что-то побаливает.

– Я сейчас же…

– Не надо мне лекарств. Давай, говори. Помощница Саши? Ну и где она?

– Сейчас приведу ее.

Солдат подробности побега Клюдера волновали куда больше, чем Делинду: все они, явно чувствуя свою вину в таком просчете, боялись гнева начальницы. Но она, к собственному удивлению, не питала к этому особого интереса, признав, что, останься Саша в ее власти дольше, это мало чем помогло бы делу. Прося Дирка задержать его, она руководствовалась не извлечением выгоды от его дальнейшего содержания. Не опускаясь до позорной мольбы, она желала доказать себе и Дирку, что все наработанное ею существует не потому что так захотел он, а потому что она добилась этого сама. Ее глубоко задело то, что кто-то способен ею помыкать. Указывать, как ей стоит поступить, и издевательски напоминать, насколько зыбка почва под ее ногами.

Мало Делинда терпела Совет и миссис Уилсон? Тяжесть их презрительных взглядов, ощущение ничтожности и безмолвных унижений, что она перенесла за круглым столом, сидя где-то внизу, пока они возвышались над нею, ей не забыть никогда.

«Наступит день, когда они заплатят за это».

В кабинет, грубо подталкивая вперед Рейн, зашла Одри, а вслед за ней и Янмей.