Осколки памяти

Связывая судьбы главнокомандующего – президента страны и руководителя региона с фактами утраты родных и близких во время военных действий, автор, с одной стороны, приближает, – до предела сокращает дистанцию, скрепляет, создавая своего рода сцепку, спайку между категориями и понятиями: «чиновники, солдаты, их матери, народ – единая страна, имеющая одну на всех судьбу, пережившая одни на всех войны, с утратами, победами». И, с другой стороны, одновременно выдвигает на первый план главное – значимость человека в нашей стране. Не в какой-то заоблачной, заокеанской, а в нашей современной стране. С нашими Героями. С нашей Памятью.

Любовь Миляева (Лыткина) – поэт, прозаик, член Союза российских писателей.

На фото: А.П. Игумнов на Чеченской войне.

Площадка Таргин. Декабрь 1999 г.

Фото из личного архива А.П. Игумнова

Художественная проза

Повесть, новеллы, рассказы

Квадрат 43

Моим однополчанинам-вертолётчикам Ю. Томареву, П. Кузнецову, А. Полещенко, М. Чиркову, В. Козлову, Е. Ваканову, В. Кроленко, В. Девятых, воину-десантнику А. Востротину посвящается

* * *

После долгой и морозной зимы я с женой Любой и дочуркой Мариной наконец-то вырвался из ледяного плена Севера. «Дикарями» мы рванули на черноморское побережье Абхазии. Галлюцинации начались на экскурсии. Автобус, натруженно урча, тяжело поднимался в горы. Проехали крутой, опасный поворот дороги над пропастью. Меня словно током стукнуло: где-то такое я уже видел. Потом был водопад «Девичьи слезы», слабая рябь водной поверхности Голубого озера и сверкающие в солнечных лучах волны озера Рица. Вокруг отдыхающие восхищались красочным пейзажем горной жемчужины Кавказа. Дочка, капризно поджав губки, настойчиво требовала прокатить её на лодке, жена теребила за локоть, показывая какие-то сувенирные безделушки, а меня не покидало чувство недовольства собой, и я лишь рассеянно кивал головой в ответ моим милым дамам.

Я ждал пробуждения, знал, что где-то рядом та «изюминка», которая взворошит и растревожит мой быт и мою память. И совсем не удивился, когда, на пороге ресторана, случайно взглянув сверху вниз, вдруг замерло моё сердце. Не хватало только высоты над озером! Каких-то двух десятков метров. Это же Суруби! Чистейшая вода, окаймлённая зеленью горных вершин и уходящих в небо каньонов. На противоположном берегу притулились несколько разрушенных сталинских зданий, похожих на серые постройки брошенных дувалов в горных отрогах Афгана. И солнце – яркое, тёплое, нежное и… совсем чужое.

Но, видно, не в добрые, а злые противоалкогольные перестроечные времена мы приехали отдыхать в благодатную Абхазию. Пусто и безлюдно было на берегах озера. Огромный, залитый солнечным светом гостиный зал ресторана внешне напомнил мне просторную и светлую летную столовую в Джелалабаде и одновременно поразил какой-то пустопорожней тягостной унылостью. Там, в Афгане, по просторному залу сновали люди, что-то пили, что-то жевали, раздавался смех лётчиков и молоденьких официанток. А тут в зале могильная тишина, нет людей, пустые стулья и столики. Мы робко сели за прямоугольный столик в уголке зала и примолкли в тягостном ожидании официанта. Наконец, то ли из мрачной кухни, то ли тёмной подсобки, на залитый солнечными лучами пол зала ступила нога зевающего от скуки официанта в тёмно-синем костюме. Привычно и монотонно, совершенно не радуясь приходу гостей, лишь соблюдая правила приличия, он сообщил нам, что может предложить на обед только жареную рыбу из деликатесной форели по сногсшибательной цене и по стакану чая без сахара. Оказывается, нет завоза продуктов из города Гагры, и, что в Абхазии сейчас пустые полки магазинов, голод и нищета, грустно добавил: «Как и во всей стране…».

Невольно сглотнув голодные слюни, по-доброму вспоминаю свою летную столовую там, на войне, усатого и пузатого, вольнонаёмного шеф-повара, который из уважения к вертолётчикам с утра до вечера жарил, парил, варил и с удовольствием предлагал нам разнообразную вкуснятину, по качеству не хуже хвалёных московских ресторанов.

– Жареная форель нам не по карману, – зло буркнул я официанту, мысленно возвращаясь в реальность периода демократии, гласности и плюрализма мнений в стране.

Официант вдруг весело улыбнулся, и молча умчался за перегородку кухни или подсобки, и через пару минут вынырнул обратно в зал с толстой книгой отзывов и пожеланий почётных гостей в руках. Полистал её, открыл нужную страницу и, давясь смехом, ткнул пальцем в строчку, написанную убористым почерком, громко прочитал текст: