Ослепленные Тьмой

Но ей все равно… Что стоила одна моя жизнь по сравнению с сотнями тех, которые спасет Дали, используя тот самый сверток? Ничего. Пусть я не знала, что в этом свертке, я видела, как загорелись глаза моей любимой женщины в тот момент. Ее маленькая победа. И плевать, какую цену ей… нам пришлось заплатить, чтобы одержать ее.

Я не испытывала обиды. Собирая в небольшую котомку запасное платье и теплый платок с небольшим кулем с едой, я понимала, что не чувствую обиды. Или же не отчаяния. Боль. Я ощущала только ее.

Эта тварь будто вгрызлась в мою плоть и теперь ритмично клацала зубами, отрывая по кусочку от нее, заставляя то и дело останавливаться, чтобы перевести дух. Мне казалось, я даже слышу скрежет ее клыков в ушах, прерываемый громким свистом поднявшегося ветра.

Это плохо. Это действительно плохо. Если ветер усилится, я не успею уйти далеко от лагеря, и тогда она найдет меня. От этой мысли вдруг стало смешно. Сейчас перед Дали стояли гораздо более важные задачи, чем поиски сбежавшей любовницы. И я засмеялась. Громко. Выходя из нашего… из ее шатра, оглядев его в последний раз, не смогла удержаться, согнулась в приступе дикого хохота, прижимая к себе котомку с вещами.

Один из воинов, огромный бородатый мужчина изумленно отшатнулся от меня и что-то недовольно проворчал, плюнув в сторону.

* * *

— Не проходите мимо, моя деса, — худощавый старик со всклокоченными седыми волосами, торчащими в разные стороны, и давно нечесаной бородой, на которой еще сохранились крошки хлеба, вероятно, его обеда, протянул руку к моему локтю, не решаясь дотронуться, — вы не найдете лучше закопченного мяса, чем у меня, на много миль вокруг.

Он схватил длинными скрюченными пальцами небольшой кусок оленины и ткнул едва ли не под нос мне.

— Свежее, только понюхайте. Вы навряд-ли ели что-то вкуснее моего мяса.

Я усмехнулась, протягивая ему монету.

— Есть вода у вас для путников?

— А как же.

Старик засуетился, ныряя куда-то за свой прилавок и выуживая оттуда небольшую флягу, наполненную водой.

— А если деса желает вина…

— Нет, спасибо.

Забрала флягу из его рук и жадно приникла к ней губами.

Все же старик был прав. Я не ела ничего вкуснее его мяса вот уже несколько дней. И не пила, кажется, целую жизнь, которую провела в этом пути. В пути к своему единственному дому — Лассару. Как бы ни начинало при упоминании этого слова что-то внутри дрожать от какой-то ненависти или отвращения. Смешно. Словно Дали вместе с многочисленными оргазмами, через сотни своих страстных поцелуев передала мне частицу своей ненависти к Лассару. А может, сыграли свою роль все те зверства, учиненные лассарскими воинами, о которых говорили в лагере Рейна, и которые видела своими глазами я.

Или же она, эта подспудная ненависть, или же презрение к этому величественному месту появились сейчас? При взгляде на этого старика и на многих других, стоявших рядом с ним, торговцев. Они не были одеты в шелка, они не были обезображены полнотой, той, что появляется от чрезмерных возлияний, они были обычными людьми, торговавшими тем, что имели, что взращивали сами, чтобы прокормить свои семьи…

А меня все же подмывало ускакать с этого громкоголосого, шумного рынка, чтобы не видеть этот контраст. Это режущее глаза различие между богатым Лассаром и теми землями, которые опустошили и обескровили его воины. Чтобы невольно не сравнивать спокойно разгуливавших по широкой пустой площади базара упитанных, разодетых в самые дорогие ткани, разукрашенных и сияющих даже издалека в сумраке уличных факелов жителей города и тех, кто боялся выйти в одиночку из шатров, заменявших им крепкие каменные дома.

Каким же кощунственным казалось мне сейчас спокойно брести, держа за поводья лошадь, среди прилавков, заваленных едой, тканями или же деревянными поделками, когда еще недавно я проезжала разрушенные земли с другими жителями, оголодавшими, едва ли не одичавшими настолько, чтобы грабить каждого путника.

Земли без множества установленных по периметру факелов, огонь которых согревал бы и освещал дорогу, которую несколько дней назад поглотила мгла. Там, в тех местах будто стояла вечная тьма. Ледяная зимняя ночь, пробиравшая до самых костей страхом и холодом.

Здесь же жизнь не казалась замершей. О, здесь, на центральном базаре Лассара она кипела, она шумела сотнями разных голосов и тысячами других звуков, создавая ощущение, что совсем скоро эта ночь закончится, и наступит день.

Наверное, поэтому я направилась именно сюда. В самое оживленное место, в место, в котором мог спрятаться любой при желании. Спрятаться так, чтобы его не мог найти ни один человек или гайлар.

* * *