— Я долго была на твое стороне, Рейн. Долго терпела и ждала, когда ты одумаешься. Верила в твою ярость, верила в твою жажду мести. Но я ошиблась. Только она ведет тебя, только она движет каждым твоим поступком. Отныне нам больше не по пути. Я ухожу своей дорогой, вместе со своими людьми. Вместе с тем, кто пойдет за мной и будет убивать лассаров и дальше.
— Это твое право.
— Да. Это мое право. Мне жаль, если когда-нибудь из-за нее я столкнусь с тобой на поле боя.
— И что ты сделаешь, когда это случится?
Она долго смотрела мне в глаза, а потом тихо со слезами сказала:
— Сломаю свой меч и позволю тебе убить себя…
— Я не смогу… к тому моменту мой меч уже давно будет сломан.
— Прощай, Рейн.
— Прощай, Дали.
— Я люблю тебя. Но не могу иначе.
— Я тоже люблю тебя. Будь собой… не ломай себя даже в угоду мне.
Мы быстро обнялись, а потом она схватила меч и пошла в сторону лагеря. Я посмотрел на Сайяра, а он на меня. Потом протянул мне руку в знак того, что он со мной.
Мы разделились почти пополам. Многие ушли за Дали, так как свято верили в ее дело и боготворили ее. Остальные остались со мной. Я провожал ее отряд долгим взглядом, пока огонь факела замыкающего не исчез в туманной ночной дымке. Я не знал, куда она ушла, я не знал, встретимся ли мы снова, но я и не мог ее удерживать. Если сужено, то судьба столкнет нас снова… а если нет, то пусть Дали найдет свой истинный путь или вернется ко мне.
Мой волк жалобно завыл и услышал такой же тоскливый вой ее волчицы…
Жалел ли я? Скорее нет, чем да. Я предвидел, что рано или поздно наши пути разойдутся, и оставлял за Дали право на выбор, какой дорогой пойти. Одно жгло сердце — она меня больше не знала. Она ослепла в своей ярости и потере. Она видела меня тем, кем я на самом деле не являлся.
Сайяр вернулся ближе к ночи. Вернулся с каким-то свертком через плечо. Сверток вертелся, дергался и мычал. Тот бросил его на пол, придавил ногой и стянул мешок. Я отшатнулся, увидев мелкое существо. Горбатое, с кривыми ногами и сморщенным лицом старика.
— Ты кто? — спросил и ткнул в него пальцем. — Говори, или поджарю на вертеле, как кролика.
— Ммммм… ммммм…
Показал на свой рот и развел руками.
— Ты сказал, что он говорит и что-то шепчет Маагару.
Сайяр схватил карлика за шкирку, опрокинул на спину и лезвием ножа заставил того открыть пасть. Как я и думал, у карлика отсутствовал язык.
— Саанан тебя раздери.
Пнул старика и толкнул ногой табурет. Допросить не выйдет. Как и неизвестно — имеет ли этот мешок с ногами какую-то ценность для своего хозяина.
Сайяр быстро что-то написал на бумаге и протянул ее мне.
— Утром можно отправить гонца с его пальцем.
И кивнул на карлика.
— Для начала отстриги ему бороду. Если не поможет, отрежем и пальцы, и руки, и ноги. Свяжи его, пусть сидит до утра.
Мне впервые за долгое время снилась она. Раньше не приходила, как не звал проклятую, как не манил, как не думал о ней, чтоб извести свой мозг и увидеть хотя бы во сне, но не шла.
Увидел ее сквозь туман. Как будто по реке ко мне идет. Голая, цепями обвешена, руки тонкие тянет и шепчет.
— Проснись… Рейн… проснись… проснись.
Как проснуться, если к ней всем телом, всем мясом и костями. Я слышу, как их корежит. Видеть хочу ближе, руки ее хочу в свои взять и в лицо просмотреть. Увидеть, что оно настоящее.
— Проснись… спаси его… спаси… сейчас.
— Кого спасти? Кого, девочка-смерть? О ком просишь?
— Его… в груди болит, сердце стынет… спасиииии… родного… маленького… спасиии…
Я руки к ней протянул, хотел поймать ее запястья тонкие, а она растворилась в дымке, и я заорал от бессилия, от ярости, от ненависти. Глаза резко открыл и заледенел от ужаса.
Карлик над детским ложем стоит, сгорбленный, руки скрюченные протянул, наклонился над Роном… в темноте глаза белесые сверкают, и мне бормотание слышно.
— Во имя Иллина… калсамбадере… дерекасамба… далмо сунгуре…
Бормочет безъязыкое нечто на древнем языке, неизвестном мне ранее. И я вижу, как тельце Рона выгнулось. И за пальцами карлика что-то белесое изо рта малыша тянется.
Убить карлика — значило потерять возможность встретиться с Маагаром.
"Спаси маленького…"
Меч свистнул в воздухе, и голова Мафы покатилась по земле. Рон выгнулся и замер в неестественной позе.
— Ммммммм…
Сайяр вскочил с ножом в руке. Смотрел то на меня, то на ребенка, то на труп карлика. От мертвой головы в разные стороны черная паутина расползалась, пока глаза не погасли.
— Сивар найди и сюда веди. Чтоб пацана спасла.
Сам наклонился и срезал у мертвеца бороду.
— Гонца ко мне. Пусть Маагару дар отвезет и встречу назначит.
Сайяр на меня посмотрел, а я на него.
— Разве я должен обещать вернуть Мафу живым?
И мы оба усмехнулись.
Он изменился с нашей последней встречи. Я помнил трусливого, большеглазого юнца на помолвке Одейи. Тогда я был меидом, и меня еще не волновала семья Ода Первого. Тем более его трусливые сыновья. Потом я видел его в лесу, когда заманил меня в ловушку. Те оба раза передо мной был подленький папенькин сынок, желающий выслужиться, угодить отцу.