К счастью, погода была хорошей, и через два дня они прибыли в венецианский город на далматинском берегу. Там они купили лошадей и направились вглубь территории, контролируемой турками. Через несколько часов их обнаружил дозор сипахов. Вильям и Эме были спасены.
Им предстоял всё ещё длинный путь до Константинополя, но теперь они могли передохнуть.
У Вильяма было хорошее настроение, потому что он считал, что его миссия полностью выполнена. Но оставались сложности в отношениях с Эме. Он выполнял своё обещание не искать близости с ней до тех пор, пока она сама не захочет этого. Но по воле обстоятельств они оказались оторванными от всего мира, и эта ситуация радовала Вильяма. Он много думал об Эме, когда они мчались по Италии. Её поведение изменилось с той ночи, когда они выехали, из Рима. Эме была потрясена, открыв для себя истинное лицо Борджиа. Вера её была поколеблена, все принципы, в которых она была воспитана, были разорваны в клочья. К тому же Эме осознала, что Вильям, сколько бы она ни сожалела о её насильственном замужестве, был теперь её единственным другом в этом мире.
Именно из этой дружбы, думал Вильям, может вырасти любовь. Именно эту дружбу, насколько бы сила желания плоти ни поднималась в нём каждый раз, когда он смотрел на Эме, Вильям положил в основу всех его надежд на будущее.
Во время путешествия в горах Вильям вёл себя скорее как брат, а не муж. Он показывал Эме наиболее значимые достопримечательности и объяснял их историю, знакомил её с мусульманскими обычаями, угощал мусульманской едой. Он купил ей чаршаф и чадру и научил, как закрывать себя.
Всё это было Эме в новинку.
— Эме, ты не обязана носить чаршаф в доме или даже на людях, если не пожелаешь этого, — сказал Вильям. — Мы, Хоквуды, почти во всём остаёмся франками. У нас, например, нет гарема.
— А может, лучше завести его? — предложила Эме. — Поверь мне, господин, я вижу желание в твоих глазах каждый раз, когда ты смотришь на меня. Мне горько видеть тебя неудовлетворённым.
— Но ты не должна терять надежду, что сможешь удовлетворить мои желания, моя дорогая. Именно это и есть величайшее счастье, какое только возможно представить.
Эме вздрогнула и отвела взгляд.
— Я не знаю. Я больше не знаю, что правильно, а что нет. Я отдала себя Христу и была довольна своей участью. Теперь...
— Христос, конечно, простит тебя, Эме. Потому что он знает всё. Он знает, что тебя заставили сделать то, что ты сделала, и простит тебя. Но больше всего, я уверен, Христос не любит напрасно потраченную жизнь. Ты теперь замужняя женщина и должна быть ей. Если ты не испытаешь радость рождения детей, благословляя имя Его, то это будет, конечно, большим грехом, чем любой другой, который ты была вынуждена совершить. И конечно, суждение Господа будет основано на том, как принимаем мы то, что даётся нам в жизни... и как применяем данное нам для пользы своей и человечества.
Эме слушала его как обычно серьёзно и наконец ответила:
— Я не сомневаюсь, что в твоих словах сокрыта истина, господин. Я прошу дать мне время. Я вижу твоё отношение ко мне и по-прежнему ценю тебя. Нет никого в мире, кроме тебя, с кем я могла бы жить. Я понимаю, что нет в мире человека, который относился бы ко мне с такой любовью. Позволь мне немного успокоиться, привыкнуть к такому повороту моей жизни.
Вильям сжал её руку.
— С удовольствием, дорогая. Единственное, чего я хочу, это твоего счастья. У тебя есть время...
Вильям знал, что одержит верх уже тогда, когда через две недели они прибыли в Константинополь.
Гонец заранее сообщил султану об их приближении. В Адрианополе их встречали Джон Хоквуд и его новая жена.
Вильям был удивлён этому, поскольку Джон был уже женат на турчанке и имел от неё нескольких детей.
Эта женщина, двадцати с небольшим лет, была довольно высокая, с оливковой кожей, яркой внешностью и с копной коричнево-рыжих волос. Волосы были наиболее примечательной её чертой после глаз, тёмно-зелёных и выразительных.
На ней был чаршаф, но, как и Эме, она сняла его, когда они остались вчетвером.
— Это Джованна, — сообщил Джон брату.
— Итальянка? — вскрикнул Вильям. — Неужели это возможно?
Джованна, вспыхнув, поведала свою историю:
— Корабль, на котором мы плыли, был захвачен турецкими корсарами. Я была девственницей, и меня не стали насиловать, а, взяв в плен, продали на рынке в Константинополе. Здесь мне повезло, потому что твой брат, а не какой-нибудь паша, увидел меня и купил. — Она чуть заметно содрогнулась. — Он покупал меня как рабыню, но сделал женой.
Вильям и Эме с сочувствием смотрели на Джованну. Они понимали, что за этим простым рассказом скрывались и ужас внезапного нападения, и пребывание во власти раздирающих пальцев, проверяющих девственность, и страдания в плену, и стыд и мрачные предчувствия на рынке, когда её пристально изучали, а она не знала, кто из вожделеющих мужчин уведёт её в жизнь уединённого рабства.