Османец

— Есть люди, знающие грека лучше, чем ты, Гарри.

«Рокселана! — подумал Гарри. — Ибрагим был прав — она хочет испортить его отношения с султаном».

— Но это меньшая из моих бед, — рявкнул Сулейман. — Предательство затаилось даже в моём собственном гареме.

— Предательство, падишах?

— О да! Уже всё раскрыто. Мой собственный сын, Мустафа, пошёл против меня. К счастью, теперь мне есть кому доверять. — Он вздохнул. — У меня есть ещё сын. — Внезапно его лицо ожило. — Я назвал его Селим. Разве это не справедливо?

Ребёнок от русской рабыни назван в честь величайшего из османских воинов! Бог мой! Гарри не думал, что амбиции Рокселаны зашли так далеко.

— Что ты собираешься делать, падишах? — спросил он.

— Я собираюсь действовать. Я должен по очереди разобраться со своими врагами. Сейчас я веду переговоры о мире с Фердинандом Австрийским, я собираюсь завершить войну в Европе. Я пойду на Восток и в Анатолию. Я сам буду командовать и сам разберусь с персами. Я также сведу счёты и с Ибрагимом.

Гарри не нашёлся, что ответить; ответить было нечего.

— Теперь скажи, с чем ты пришёл? — спросил Сулейман.

— Я пришёл просить людей, падишах, — выдохнул Гарри.

— Ха! — воскликнул Сулейман. — Тебе-то я могу доверять, Хоук-паша...

«Благодаря сестре Рокселаны?» — размышлял Гарри.

— Зачем тебе эти люди? — спросил Сулейман.

Гарри сообщил о своих планах.

— Но раз ты хочешь мира с Европой, падишах, мои планы теряют смысл.

Сулейман поднял палец:

— Не совсем так. Я не говорил, что ищу мира с Европой или с императором. Я ищу мира с королём Фердинандом, императором Австрии. Я не ищу мира ни с его братом Карлом, ни с предателем Франциском. Всё, что здесь произойдёт, можно назвать пограничным перемирием. А ведь действительно, Хоук-паша, чем больше ты высосешь сил из испанцев и чем больше нагонишь на них страха, тем лучше. Я дам тебе людей и желаю тебе успеха.

— Пусть у тебя всё будет хорошо, падишах, — поклонился Гарри.

— Я только тем и занимаюсь, чтобы всё было хорошо, — мрачно сказал Сулейман.

— Молю тебя: не принимай поспешных решений и не суди без доказательств...

— Я поступаю так, как считаю нужным, — отрезал Сулейман.

Гарри больше ничего не мог сделать, как бы он ни предчувствовал возможное развитие событий. Он вышел из Константинополя с двенадцатью галерами и тысячей солдат, не считая командиров, и достиг Алжира две недели спустя. Не однажды его манила возможность лёгкого захвата того или иного судна, но он не должен был отвлекаться от своей цели.

Ал-Рашиду только что и оставалось пощипывать бороду при таком неожиданном наплыве турецких сил; не могли успокоить его и объяснения Гарри, что люди прибыли для ведения войны с Тунисом. Ал-Рашид ненавидел Мулай-Хасана, дея Туниса, за то, что Мулай в отличие от него был в хороших отношениях с императором, и поэтому боялся последствий.

— Ты не хочешь, чтобы мои люди и галеры были здесь. Но ведь они будут защищать тебя! — протестовал Гарри.

Барбаросса был доволен усилением флота. Гарри сразу же принялся за работу, изучая Тунис с моря и суши. Он предпринимал долгие и опасные пятисотмильные переходы вдоль гор в сопровождении только Диниза и проводника. За три месяца он окончательно решил, что нападение должно быть сухопутным, и не только из-за сильных мощных сооружений города на море, но и для того, чтобы испанцы не догадались об их намерениях. Поначалу испанцы видели в Барбароссе самого обычного пирата, даже если он называл себя бейлербеем Алжира от имени султана. И только тогда, когда он захватил североафриканское побережье, им пришлось отнестись к нему более серьёзно.

Тем временем Барбаросса выходил в море и приносил огонь и меч на испанский и итальянский берега. Начав с Картахены, он добрался до Аликанте, Валенсии, Таррагоны и Барселоны; на его счету были нападения в Сете и Марселе, Ницце и Чивитавеккье — прибрежном городе рядом с Римом. Лишь Генуя, хорошо защищённая своим флотом, избежала этой войны. Имя Барбароссы было у всех на устах, так же были известны имена его командиров, среди которых наиболее «прославился» Драгут.

Гарри посвящал себя не только планированию нападения на Тунис. Море по-прежнему волновало его, и именно Средиземное море. От испанских пленников, привезённых в Алжир, он слышал рассказы о неспокойном Атлантическом океане, который обещал великие морские путешествия на подходящих судах.

Но при всём превосходстве на море обладали ли испанцы такими судами, о которых он думал?

Испанцы работали над созданием военного судна. Караки и их меньшие копии — каравеллы, которые бороздили океаны более двухсот лет (на таком судне Кристофор Колумб пересёк Атлантику, а Васко да Гама обогнул мыс Доброй Надежды), доказали свою бесполезность в военном деле. Караки могли быть огромными, некоторые вместимостью в. несколько тысяч тонн, хорошо вооружёнными и наполненными воинами, но громоздкие корпуса лишали их манёвренности в любую погоду, если не дул попутный ветер. Самый хороший в мире флот караков мог быстро подплыть к незащищённому морскому порту и мог остаться совершенно беспомощным, если ветер дул с берега.