Османец

— Этот неотёсанный пират почему-то стал любимцем султана. Это только небесам известно... Но небеса не имеют отношения ко всему, что связано с османцами. Кажется, султан убил его отца, как убил многих, и теперь хочет исправить свою ошибку. Возможно, это и так... но настолько, насколько возможно и то, что только некоторые из сыновей его жертв смогли выжить. В противном случае он мог бы уничтожить половину своей империи. Послушай меня, девочка: этот дикарь захочет пользоваться твоим телом самыми варварскими способами.

Барбара с трудом удерживала дыхание.

— Да, мама.

— Тебе придётся пойти на это, потому что сам дож согласился на ваш брак. У нас нет выбора, и мы должны принять решение твоего мужа — с тобой не будет исповедника. Можно ли придумать что-либо более варварское? И он называет себя христианином. Но по меньшей мере они согласились на слуг. Ты не будешь совершенно одна в этом логове беззакония.

— Да, мама.

— Помни, что, если ты родишь сына, он станет твоим.

— Да, мама.

— Помни также, что ты самая красивая женщина из всех, которых он когда-либо встречал.

— Правда, мама?

— Вот зеркало. Взгляни на себя.

Барбара повиновалась. Действительно, несмотря на строгий запрет проповедника, она каждую минуту теперь смотрелась в зеркало.

Прежде всего Барбара осмотрела свой наряд. Ожидая гостей, она надела всё самое лучшее: тёмно-зелёное бархатное платье, окаймлённое мехом (не потому что эти дни были особенно холодными, а потому что так решила мама, чтобы показать их богатство), белую нижнюю юбку, открытую от талии до пола, платье было стянуто назад от бёдер, также из бархата с цветочным рисунком; воротник и рукава отделаны богатой каймой, а на шее и запястьях — газовые перья. Пояс и флакончик с ароматическими солями, сделанные из золота, усыпаны драгоценными каменьями, так же как и головной убор.

Её волосы были тщательно уложены и прикрыты чепцом — такова была мода. Но Барбаре хотелось открыть волосы, потому что они были необыкновенно хороши. Цвета красного дерева, они были пушистыми и волнистыми и, распущенные, делали всё остальное в ней несущественным. Спрятанные под чепцом, они открывали её лицо с высокими скулами, с прямым носиком, острым подбородком, большим ртом и широко посаженными янтарными глазами. Её розовато-белая кожа напоминала красавиц, сошедших с картин Тициана.

Наряд подчёркивал стройность Барбары, её широкие бёдра и холмики груди. Линия талии говорила о необыкновенно длинных ногах.

Она вздрогнула, посмотрев на себя, и ноздри её раздулись.

Беатриче захлопала в ладоши.

— Ты прекрасна, моя дорогая, — сказала она. — Идём, ослепим эту англичанку.

Когда-то много лет назад Беатриче Мочениго сама выглядела точно так же.

— Она прекрасна, — сказала Фелисити сыну. — Она сделает тебя, самым счастливым человеком на земле.

— Если ты довольна ей, то я самый счастливый человек на земле, — ответил Энтони.

Это были не пустые слова. За последние несколько недель его жизнь изменилась так, как он даже не мог предположить.

Теперь он был Хоук-пашой. Когда он шёл со своим жезлом, люди на улицах расступались, а тот, кто находился рядом, был счастлив, что их видят вместе.

Он вернул себе своё предназначение. Перед уходом Драгут обнял его.

— Теперь действительно Хоук-паша восстановлен, — сказал адмирал. — Мне будет не хватать тебя, Энтони, но я знаю, что ты прославишь и своё, и моё имя. Помни всегда, что твоё предназначение — служить султану, независимо от того, где будет проходить путь.

Эти слова юный Хоук собирался запомнить на всю жизнь.

Энтони встречался с султаном или великим везиром раз в неделю и обсуждал с ними важные государственные дела. Это был ослепительный взлёт его карьеры. У Энтони не было иллюзий насчёт того, почему падишах так внезапно возвысил его. Он был достаточно умён, чтобы понять, что султан благодаря ему пытался обрести энергию и славу своей юности, когда он с такими командирами, как Ибрагим и Гарри Хоквуд, постоянно шёл от успеха к успеху. Таким образом, Энтони Хоквуда меньше всего ценили за его собственные достоинства, скорее он был символом прошлого и символом возможного будущего.

Сулеймана огорчало то, что он не может взять Вену. Эта неудача отравляла ему жизнь, но он намеревался исправить положение, прежде чем умрёт. Готовилась стратегия следующей кампании.

Али Монизиндаде-паша должен был поддерживать мир на Восточном Средиземноморье, пока султан находится на войне. И главное, заставить Венецию сохранить мир и, как уже было не один раз в прошлом, не развязывать войну с турками, когда дож почувствует, что османцы заняты другим делом.

Для этих целей существовал восточный флот: он состоял из ста семидесяти галер. Хоквуд никогда прежде не служил с Али-пашой, но он сразу понял, что этот человек — настоящий адмирал и ничуть не хуже Драгута, Хайреддина Барбароссы или Гарри Хоквуда.